Постучав в закрытую дверь, вы должны сразу же шагнуть в сторону, — тогда, если человеку придет в голову выстрелить сквозь нее, он в вас не попадет. Но тягостная тишина внутри была слишком заманчивой. Поэтому детектив Хаскинс приложил ухо к косяку и услыхал отчетливый скрип. Немножко мыла, подумал он, спускаясь по лестнице, потереть немножко мыла о петли, и он бы легко провернул все дело. С другой стороны, не утащи Слотта его язва домой, они бы отрезали сейчас этому малому пути к отступлению.
Он беззвучно спускался по ступенькам. Тебе так и не удалось научиться пользоваться лупой при обнаружении следов, но несколькими полезными вещами ты вполне овладел — хождение в обуви на резиновой подошве, к примеру. Ты также хорошо изучил конструкцию домов и знаешь, что под лестницей есть маленькая дверь, ведущая во двор.
Замок в двери был пружинным. Хаскинс повернул щеколду, приоткрыл дверь, проскользнул в нее и тихонько прикрыл за собой. Он очутился в маленьком внутреннем дворике. Его освещал лишь слабый свет из квартир. Он заметил на асфальте банановую кожуру и апельсиновые корки, старый журнал, несколько газетных страниц, сломанную игрушку. Не так уж плохо. Хоть раз в неделю здесь убирают. Шагнув в тень, он поднял голову.
Человек — Уолтер Лонгмен — стоял почти прямо над ним на кронштейне, державшем пожарную лестницу. Да брось ты, Лонгмен, сказал про себя Хаскинс, эти штуки всегда проржавевшие, слезай лучше вниз поскорее, а то шею сломаешь.
Лонгмен осторожно перенес ногу через железный поручень и пощупал ступеньку. Очень хорошо, подумал Хаскинс, теперь вторую ногу… Замечательно! Да, акробатом Лонгмена не назовешь, передвигался он под стать своему возрасту. Пожалуй, ему еще не приходилось надевать наручники на пятидесятивосьмилетнего вооруженного грабителя.
Лонгмена качало из стороны в сторону, руки судорожно цеплялись за металл лестницы, тело подрагивало. Казалось, он спускался через силу. Стыдно, подумал Хаскинс, такой матерый налетчик, а лестницы боится! Ноги Лонгмена тряслись, кулаки побелели. Он болтался на лестнице, словно куль.
Хаскинс следил за сжатой правой рукой. Как только пальцы расслабились, он вышел из тени. Позиция была выбрана правильно. Лонгмен сполз с последней ступеньки, и Хаскинс очутился точно нос к носу с ним. Лицо Лонгмена побледнело, глаза выпучились.
— Какой сюрприз! — сказал Хаскинс.
Роберт Ладлэм
ОБМЕН РАЙНЕМАННА[2]
Пролог
Двадцатое марта 1944 г. Вашингтон
— Дэвид?..
Молодая женщина вошла в комнату, посмотрела на высокого офицера, стоявшего у окна. Был зябкий мартовский день, моросил весенний дождик, вашингтонский горизонт затягивали клочья тумана.
Дэвид Сполдинг повернулся к женщине. Он почувствовал, что она вошла, но слов не расслышал: «Прости, я задумался. Ты что-то сказала?» Он увидел у нее в руках свою шинель. Заметил и тревогу в ее глазах. И страх, который она пыталась скрыть.
— Все кончено, — едва слышно произнесла она.
— Все кончено, — подтвердил он, — или кончится через час.
— Они придут? — спросила она и подошла к нему, держа перед собой шинель, словно щит.
— Придут. Выбора у них нет… И у меня тоже. — Китель Сполдинга был накинут на забинтованное левое плечо, левую руку поддерживала широкая черная перевязь. — Помоги мне одеться, пожалуйста, — попросил он и вздохнул. — Дождик никак не кончится.
Джин Камерон неохотно развернула шинель. И вдруг замерла, не отрывая взгляда от воротничка форменной рубашки Сполдинга. Потом посмотрела на лацканы его кителя. Но и там не увидела никаких знаков отличия. Только темные пятна на месте погон и петлиц.
Ни звания, ни обозначения рода войск. Ни даже золотых инициалов страны, которой служил Дэвид. Когда-то.
Он заметил ее взгляд и сказал тихо:
— Вот так я и начинал. Без имени; без чина, без родословной. Имел лишь номер и букву. И мне бы хотелось напомнить им об этом.
Женщина стояла как вкопанная, вцепилась в шинель. Наконец пролепетала:
— Они же убьют тебя, Дэвид.
— Вот до этого как раз и не дойдет, — возразил он спокойно. — Не будет ни наемных убийц, ни автомобильных катастроф, ни приказов срочно вылететь в Бирму или Дар-эс-Салам. Я обезопасил нас. И они это понимают.
Дэвид нежно улыбнулся и тронул пальцами лицо Джин. Лицо любимой. Она глубоко вздохнула, пытаясь обрести самообладание. Осторожно накинула шинель Дэвиду на левое плечо, и он потянулся к правому рукаву. Она прижалась лицом к спине Дэвида и сказала: «Я не буду бояться. Обещаю тебе». Он почувствовал в ее голосе дрожь.
Сполдинг спустился в вестибюль гостиницы «Шогам» и, уловив вопросительный взгляд швейцара, отрицательно покачал головой. На такси не хотелось, он решил пройтись пешком. Пусть ярость, тлевшая в его душе, превратится в пепел.
В последний раз он надел военную форму. Форму без погон и петлиц.