Он войдет в проходную Министерства обороны и скажет дежурному: «Меня зовут Дэвид Сполдинг». Всего-навсего. Этого вполне хватит, никто не остановит его, не посмеет вмешаться. Безымянные начальники уже отдали приказ, который позволит ему пройти по серым коридорам в кабинет без таблички на двери.
В тот кабинет придут люди с именами, которые Сполдинг узнал всего два месяца назад. Имена эти стали символами чудовищного обмана, Сполдингу настолько омерзительного, что иногда ему казалось — еще немного и он рехнется.
Говард Оливер, Джонатан Крафт, Уолтер Кендалл… Сами по себе имена звучали невинно. Они могли принадлежать кому угодно. Было в них что-то такое… чисто американское. И все же эти имена, эти люди едва не свели его с ума. Именно они придут в кабинет без таблички на двери, и Сполдинг напомнит им о тех, кого там не будет. Об Эрихе Райнеманне из Буэнос-Айреса. О Франце Альтмюллере из Берлина. О бездне обмана, в которую его толкнули… Неужели это правда? Неужели это произошло на самом деле?
Да, произошло. И он записал все, что знал. И положил записки в сейф банка в Колорадо. До них не добраться никому. Там они могут пролежать вечно…
Если только не обнародовать их. Но тогда в своем рассудке усомнятся миллионы людей. Отвращение будет столь сильно, что ни красивые слова, ни высокие цели никого не оправдают. Вожди превратились в отверженных. Каким сделали и его, Сполдинга.
Дэвид подошел к зданию Министерства обороны. Светло-коричневые колонны больше не олицетворяли для него мощь США. Одну лишь видимость ее. Ничем не подкрепленную.
Он остановился возле стола, за которым сидели дежурный полковник и два сержанта.
— Сполдинг, Дэвид, — тихо произнес он.
— Ваш пропуск… — начал было полковник и осекся. — Сполдинг?..
— Меня зовут Дэвид Сполдинг. Я из Ферфакса, — спокойно повторил Дэвид. — Проверь свои бумаги, солдатик, — бросил сержанту. Сержант по левую руку от полковника молча сунул тому лист бумаги. Полковник пробежал его взглядом, поднял глаза на Сполдинга, тут же отвел их и жестом разрешил пройти.
Сполдинг двинулся по серому коридору. Он ловил на себе взгляды, искавшие погоны. Кое-кто нерешительно отдавал ему честь. Сполдинг не отвечал.
Восьмое сентября 1939 г. Нью-Йорк
Два офицера в безукоризненно выглаженных мундирах через застекленный проем разглядывали горстку мужчин и женщин перед микрофоном в ярко освещенной студии. В помещении, где сидели офицеры, было темно.
Вспыхнула красная лампочка, из динамиков по углам темной комнаты с застекленным проемом раздались звуки органа. И голос — глубокий, зловещий: «Там, где царит безумие, где взывают о помощи, рано или поздно появляется высокий, стройный Джонатан Тайн — всегда готовый вступить в схватку с силами зла. Тайными и явными…»
Орган заиграл громче. Полковник Эдмунд Пейс бросил взгляд на своего товарища, старшего лейтенанта:
— Ну как, занимательно?
— Что?.. Да, да, сэр, очень. Где он?
— Вон тот высокий парень в углу. Который газету читает.
— Он играет Тайна?
— Нет, лейтенант. По-моему, роль у него эпизодическая. Он играет испанца.
— Эпизодическая?.. Испанца?.. — Изумленный лейтенант нерешительно повторил слова полковника. — Простите, сэр, но я не знаю, что и думать. Не пойму, для чего мы сюда пришли и чем тут занимается он. Я считал, что он инженер-строитель.
— Так и есть.
Толстая пробковая дверь темной комнаты распахнулась, на пороге показался статный лысеющий мужчина в строгом деловом костюме. В левой руке он держал конверт, а правую руку протянул полковнику:
— Здравствуй, Эд. Рад тебя видеть. Стоит ли говорить, сколь неожидан твой визит.
— Не стоит. Как дела, Джэк?.. Лейтенант, познакомьтесь с мистером Джоном Райаном, бывшим майором английской разведки.
Лейтенант встал.
— Сидите, сидите, — сказал Райан, пожав ему руку.
Райан протиснулся между черными кожаными креслами и уселся у застекленного проема рядом с полковником.
— Как Джейн? — спросил он. — Как дети?
— Она невзлюбила Вашингтон, сын тоже. Они бы предпочли вернуться в Оаху. А Синтии нравится. Ведь ей всего восемнадцать.
— А как ты сам? — продолжил Райан.
— Я в разведслужбе.
— Ах вот оно что!
— Ияяяя! — прокричала тем временем обрюзгшая актриса. И отошла, фамильярно подтолкнув к микрофону хрупкого женоподобного парня.
— Сплошные вопли, правда? — Полковник не ждал ответа на свой вопрос.
— И еще вой собак, бестолковая органная музыка, до чертиков стенаний и вздохов. Однако «Тайн» — наша самая известная программа.
— Признаюсь, ее слушаю и я. Со всей семьей с тех пор, как мы вернулись в столицу.
— А знаешь, кто пишет для нее большинство сценариев? Поэт, лауреат Пулитцеровской премии.
— Быть не может!
— Отчего же? Мы хорошо платим, а с публикаций стихов не проживешь.
— Но как он оказался здесь? — Полковник кивнул на высокого темноволосого мужчину, который теперь отложил газету и стоял, прислонясь к белой, обитой пробкой стене.