Тьма знает

Она робела и смущалась. Больше всего для ее описания подошло бы слово «застенчивая». Конрауд думал, что она хочет ему что-нибудь продать, всучить газету или лотерейный билет, и собрался было прогнать ее, но в выражении ее лица было что-то жалобное, что не позволило ему обходиться с ней неласково. Одета она была бедно: в потертые джинсы, коричневую куртку из кожзаменителя и фиолетовый свитер. На голове у нее была черная повязка, закрывающая уши, волосы светлые, густые, сама она была худощавая, с симпатичным лицом, но возраст и жизненный опыт прочертили на ее лице неяркие морщины, заставили губы поджаться, добавили мешки под глазами.

— Извините, что так поздно беспокою, — сказала она.

— А что вы продаете? — спросил Конрауд. — Ведь час уже поздний, и вы это сами понимаете.

Он выглянул во двор, чтоб проверить, одна ли она. Несколько раз бывало, что люди, с которыми Конрауду приходилось общаться по долгу службы, не только говорили ему всякий вздор по телефону, но и поджидали его на улице после работы, желая что-нибудь выяснить. Но никаких проблем из-за этого не возникало. В те разы во всем был явно замешан Бахус. Конрауд успокаивал визитера, если он злился, или выслушивал поток болтовни, если на того находил такой стих, и после этого ему удавалось спровадить его по-хорошему.

— Нет, ничего я не продаю, — сказала женщина. — Я вам хотела кое-что рассказать про моего брата. Можно, я на минуточку зайду?

— Брата? Я с ним знаком?

— Нет, — ответила женщина. — Не думаю.

— А я должен его знать?

— Нет.

— Почему же вы тогда хотите рассказать мне о своем брате?

— Потому что он видел кое-что в детстве. Под цистернами на Эскьюхлид.

10

Последние слова незнакомка произнесла таким тихим шепотом, что Конрауд едва расслышал их. Он пристально посмотрел на нее и сразу понял, о чем она говорит, когда она упомянула цистерны на Эскьюхлид, — те самые цистерны, возле которых обнаружили брошенный джип Сигюрвина. Под его взглядом женщина опустила глаза, словно сказала что-то стыдное. На некоторое время повисло молчание, нарушаемое лишь громким шумом проезжающей мимо дома машины. Конрауд точно знал, что видит эту женщину в первый раз: в расследовании дела об исчезновении Сигюрвина она нигде не фигурировала.

— Я полагаю, вы имели в виду дело Сигюрвина? — осторожно спросил он. — Когда сказали про цистерны?

— Простите, я в такое дурацкое время пришла.

— Ничего страшного.

— А войти можно? — спросила женщина.

— Прошу, — сказал Конрауд, открыл дверь пошире и впустил ее в прихожую. — Я не собирался вас на улице держать. Я не привык принимать гостей так поздно вечером. То есть ночью.

Он посмотрел на свои наручные часы. Было двенадцать часов ночи. Женщина тихонько прошла в гостиную, все такая же робкая и нерешительная, окинула ее взглядом, посмотрела на картины на стенах и книжные шкафы.

— Садитесь, — предложил Конрауд. — Кофе хотите? Или что-нибудь другое?

— Против кофе я не возражаю, — ответила женщина. — Меня зовут Хердис, — добавила она, подавая ему руку. — А можно мне в кофе что-нибудь налить, а то я замерзла. Тут ветер задул с севера.

— Сделаем, — ответил Конрауд.

Женщина уселась на стул в гостиной и продолжила осматриваться вокруг, а Конрауд тем временем сварил кофе и вынул бутылку водки, которую держал в одном из кухонных шкафов вместе с джином и ромом. Пил он умеренно и обычно одно лишь красное вино. Он налил в другую чашку щедрую дозу алкоголя, удивляясь этому неожиданному ночному визиту. Он недоумевал, почему она пришла к нему домой в такое время суток, а не стала говорить с полицией. Про себя он решил, что она, наверно, думает, что он до сих пор расследует дело об исчезновении Сигюрвина. В свое время его имя часто мелькало в прессе, порой ему приходилось брать на себя роль посредника между полицией и общественностью. Возвращаясь в гостиную, он заглянул к внукам, но они крепко спали, и он снова закрыл дверь в их комнату.

— Да, сейчас идет похолодание, — произнес он, усаживаясь рядом с женщиной и подавая ей чашку с кофе.

Кофе был не горячий, она взяла чашку, залпом осушила ее и отдала обратно.

— Хотите вторую? — спросил он.

Она кивнула. Конрауд снова сходил на кухню, принес кофейник и бутылку и поставил перед женщиной. Она налила в чашку немножко кофе, остаток долила водкой и выпила половину. Затем она допила. Конрауд терпеливо ждал.

— Ему было всего девять лет, — начала она, когда наконец согрелась. — Мы были очень бедными. Ютились в подвале в районе Хлидар[12] и целыми днями играли на улице. Шлялись по тротуарам, гоняли в футбол на Кламбратуне[13] и часто ходили играть на Эскьюхлид. Для нас, детей, там было очень интересно. Ну, понятно: остатки британских укреплений времен войны, каменоломня и лес. Все это… и на вершине холма цистерны… это был прямо-таки сказочный мир.

— Я их хорошо помню, — ответил Конрауд. — Они были выкрашены в белый цвет. И под конец они не очень-то улучшали вид города. Да они никогда его и не улучшали.

— Нет, и как раз в то время их и снесли, а потом возвели новые, а наверху соорудили Пертлу[14].