Тьма знает

Его сын был отличным поваром и приготовил великолепное испанское блюдо из свинины, которое Конрауд тотчас проглотил, так как был ужасно голоден. Близнецы рассказывали о том о сем из своей жизни, а потом им надоело сидеть за столом, и они отправились играть. У жены Хугоу был свой косметический магазин, среди ее клиентов встречались знаменитости, и она часто это упоминала. Конрауд знал лишь немногих из этих людей. Насколько он мог понять, среди постоянных клиентов там был какой-то знаменитый «лайфстайл-активист». Но гораздо хуже было, что, залив за воротник, Сирри любила унижать мужа. Действовала она очень тонко, проблем из-за этого никогда не возникало, но Конрауд и Эртна ощущали, что атмосфера становилась неуютной. Хугоу не любил, когда она выпивала, сам он не пил вина, кроме как за едой — он во всем придерживался умеренности. Конрауд затруднялся ответить, удачный ли у них брак, но Хугоу никогда не жаловался.

Сирри рассказывала, как к ней в магазин зашел тот самый «лайфстайл-активист», как он веселился, восхищаясь новой линией французской косметики, — и тут у Конрауда зазвонил мобильник. Он увидел на экране, что звонит Марта, улыбнулся супругам, встал, сказал, что ему нужно ответить, он мигом.

— А я думала, ты этим больше не занимаешься, — без предисловий выложила ему Марта по телефону.

— Что не занимаюсь?

— Ну что ты, в самом деле, — сказала Марта. — Она сюда позвонила, бывшая невеста Хьяльталина, и пожаловалась, что угодила на какой-то допрос к человеку, который уволился из полиции, и спрашивала, не придут ли к ней еще такие вот люди с улицы.

— Успокойся. Ты сама виновата.

— Я?!

— Ты же меня в это втянула, — сказал Конрауд. — Не я же первым пожелал встретиться с Хьяльталином в тюрьме. Я тебе говорил, что больше не работаю.

— Ты еще с кем-нибудь говорил?

— Нет.

— Она сообщила что-нибудь новое?

— Нет, ничего.

— Ты не можешь просто взять и начать расследовать все снова самостоятельно, — сказала Марта. — Это исключено. Надеюсь, ты понимаешь. Ты должен предоставить это нам.

Последовала долгая пауза. Конрауд ломал голову, надо ли ему делать следующий шаг. Он ждал, что Марта рано или поздно заведет такой разговор, и много думал, что ему предпринять. А сейчас, когда ему подвернулась возможность сказать последнее слово, он решил ею не пользоваться.

— Что же мне передать Хердис? — спросил он.

— Какой еще Хердис? Ты вообще о чем?

— Сестре мальчика, который был на Эскьюхлид.

— А что с ней?

— Она попросила меня помочь ей — ради брата. А я согласился.

— Что это ты еще выдумал?

— Я не выдумал. Я собираюсь сделать это ради нее. Ты ведь не запретишь мне говорить с людьми.

— Как, ты собираешься… ты хочешь быть каким-то частным детективом? Да ты шутишь?

— Частным детективом? — засмеялся Конрауд. — Я хочу оказать ей такую услугу — и все. А ты с ней говорила?

— Да, и скажу я тебе, ее догадка туманна. Ужасно туманна.

— А мне показалось, что она говорит убедительно, и я хочу ей помочь.

— Ей? Ты же этим занимаешься ради самого себя, а не других!

— Думай, как хочешь.

— Ты не можешь скрывать от нас сведения, если что-то узнаешь. Ты не можешь просто взять и заняться расследованием. Ты же вышел на пенсию!

— Если узнаю что-нибудь стоящее, я тебе сообщу, — сказал Конрауд и завершил разговор.

— Все нормально? — спросил Хугоу, когда Конрауд вернулся за стол.

— Да все хорошо, это просто Марта.

— Но все-таки, — сказала Сирри, покуда прервавшая свой рассказ о «лайфстайл-активисте», который часто заходил к ней в магазин. В руке у нее появился бокал, и она пустилась в пространное рассуждение об этой личности и о своей дружбе с ним, и о тех и этих его мнениях, которые у них так совпадали. Конрауд сидел в глубокой задумчивости после разговора с Мартой, часто терял нить рассказа, кивал и пытался улыбаться, не имея ни малейшего понятия, о чем речь.

После этого отец с сыном сидели одни в гостиной и беседовали о футболе — предмете, столь же никчемном с точки зрения невестки, как лайфстайл-активист — с их точки зрения. А Сирри отошла поговорить по телефону.

— Что хотела от тебя Марта? — спросил Хугоу, когда о футболе они наговорились. Его назвали в честь дедушки с материнской стороны. Он был высокий, худощавый, с красивым лицом. Что бы ни случилось, он всегда проявлял спокойствие и бесстрашие.

— Это насчет Сигюрвина.

— Ты снова погрузился в это расследование?

— Ну, не то чтобы погрузился. Я за ним просто наблюдаю.

— Наверно, тебе стало не по себе, когда его нашли.

— Не без этого. Я такого не ждал. Я вообще не надеялся, что Сигюрвин отыщется.

— Наверно, ты как раз надеялся: что он не найдется.

Конрауд посмотрел на сына.

— Я этим делом наелся по горло. А теперь меня в него снова втягивают. Не надо мне было встречаться с Хьяльталином в тюрьме.

— Ты ведь не мог иначе.

— Да, наверное, не мог.

— И тебе так и не удалось стряхнуть это с себя.

— Было бы неплохо раз и навсегда докопаться до сути этого дела, — сказал Конрауд. — И сейчас как раз была бы самая пора.

15