Тьма знает

– Да, так и было. Мама часто за него волновалась, когда он на несколько дней пропадал, а в это время мог водиться с какими-нибудь личностями типа…

– Моего папаши.

– Да.

– А он был пьян, когда он… когда он решил свести счеты с жизнью, он уходил в запой?

– Да, он пил.

– Его твоя мама нашла?

– Нет, – вспыхнула Эйглоу. – Ты хочешь знать, как это было? По-твоему, это так важно? Хочешь узнать?

– Прости, – сказал Конрауд. – Я не хотел лезть к тебе в душу… Я тут просто подумал… даже не знаю, как это выразить… Вам никогда не приходило в голову, что с ним было так же, как и с моим отцом? Что речь о преступлении?

– Преступлении?

– Что его постигла такая же участь?

Эйглоу уставилась на Конрауда во все глаза, и он понял, что ее подобная мысль никогда не посещала.

– Вовсе нет!

– А если они все-таки начали сотрудничать? – продолжал Конрауд. – Если они кого-нибудь рассердили? Если смерть моего отца как-то связана с их делишками?

– Ты так считаешь?

– Сперва погиб один, а через короткий промежуток и второй. Ты можешь представить, что между этими смертями есть какая-нибудь связь?

– Нет, это исключено. Исключено! А ты почему так решил?

– У меня нет никаких оснований, – сказал Конрауд. – Пока мы не встретились, я не знал, что случилось с Энгильбертом. Потом я все думал об этих вещах, и мне пришло в голову, что наши отцы снова начали сотрудничать. Мой отец явно снова стал интересоваться этими темами. Эфирным миром.

Эйглоу долго сидела молча, размышляя над словами Конрауда. Он выдвинул версию, которая не приходила к ней все те годы со смерти отца.

– Его обнаружили не мы. Его кто-то нашел в Проливном порту, – тихо проговорила Эйглоу.

– Как?..

– Было похоже, будто он то ли собирался поплавать в море, то ли упал в воду. Полностью одетый. Мы не поняли, где именно его нашли. Повреждений на теле не обнаружилось. Иногда он заходил на корабли, где можно было достать водку. В порту.

Из кухни донесся звон разбитой посуды: кто-то уронил тарелку. Полуденный наплыв посетителей схлынул, и сейчас они были в ресторане почти в одиночестве.

– А кровь они на алкоголь проверили? Вроде должны были.

– Да, как я и сказала, он пил.

– И был полностью одетым? – спросил Конрауд.

– Да.

– И в обуви?

– Да.

– И у него ничего не украли, или?..

– Нет. Но у него и красть-то было нечего.

Они долго сидели молча друг напротив друга, словно время за их столиком замерло.

– Не могу даже представить себе, каково ему было, – прошептала Эйглоу. – Не могу об этом думать без содрогания.

30

Под вечер Элисабет навестила брата. Она жила одна и ходила к нему, когда ей было не с кем поговорить, особенно в последние годы. Работала она в библиотеке, и когда он спросил, как у нее дела, она, как обычно, ответила, что, слава богу, дел много. Люди по-прежнему читают книги. Еще она была волонтером в центре для жертв сексуального насилия, но говорила об этом редко, вообще не любила распространяться о себе и своих делах – такой она была всегда. Телосложение у нее было крупное, волосы черные как смоль, лицо, сужающееся книзу, и пронзительные карие глаза над длинным острым носом. Одевалась она весьма мешковато, часто в толстые свитеры, в холодные зимы даже сразу в два – в три, в плотные юбки и зимние ботинки. Еще у нее была весьма живописная коллекция шапок, и она порой умудрялась носить их даже по две за раз.

– Все расследуешь дело этого Сигюрвина? – спросила Бета, когда уже долго просидела у него и собралась уходить. – Его ведь, да?

– Я не собирался туда встревать, – ответил он, – но как-то получилось, что я все больше и больше втягивался.

Конрауд даже не знал, что отвечать сестре. Он рассказал ей о Вилли и его сестре, и о человеке, которого Вилли видел на Эскьюхлид. Этим делом занималась полиция, и она оценивала новые сведения. Он считал, что его беседы с пастором или с Ольгой не входят в понятие «расследование дела»: он просто так коротает время на пенсии. Уволился он при первой возможности, устав от работы в полиции, и возвращаться не собирался. Может, с этим все получилось так же. Как и со всем остальным в последнее время, ему не хватало цели, стабильности – что довольно странно для человека в его возрасте. Он покуривал сигариллы, хотя курильщиком не был. Уделял время расследованию преступления, хотя в полиции не работал. И, что ему самому казалось самым странным: был пенсионером, хотя старым себя я не ощущал.

Может, это были естественные чувства для человека, мало-помалу приближающегося к преклонному возрасту. Конрауд был одним из последних исландцев, родившихся в годы датского владычества[23]. В день после его рождения Исландия была провозглашена независимой республикой на Полях Тинга при проливном дожде. Один миг своей жизни, такой краткий, что и измерить невозможно, он был подданным датского короля. Он обижался, когда отец дразнил его этим, но с годами он полюбил эту свою связь с Данией, пусть даже она и была только шуткой.