Тьма

Будто шагает он по Красной площади, мимо Мавзолея, и притом совсем голый. И главное, нисколько не стесняется прохожих. А те на него – ноль внимания. Вроде так и надо. Потому как сами в таком же виде: голяком то есть. И мужики, и бабы. Причем личности все больше знакомые, а именно жители Верхнеоральска. Вон Огурец собственной персоной, а рядом его секретарша-блондинка, сиськами здоровенными трясет, а вон начальник ГАИ, капитан Зайцев с супругой, дамочкой весьма приятного обличья, но чуток кривоногой. И тут до Плацекина доходит: не Москва это вовсе, а родной его городок, только выглядит он, как Москва. Даже Кремль имеется. Кстати, весь народ именно в Кремль и топает. Проходит через Спасскую башню и растворяется где-то в глубинах правительственного замка. «Почему же все голые, – размышляет на ходу Плацекин. – Может, в баню направляются? Но вряд ли в Кремле имеются бани. Тогда куда они идут?» Направление движения масс, однако, выясняется довольно быстро. Народ стройными рядами шагает в самый большой в Верхнеоральске магазин – Вахромеевский пассаж. Но одновременно пассаж – Дворец съездов, весь стеклянный, как аквариум. Плацекин вошел внутрь и встал на эскалатор. Доехав до нужного этажа, проследовал к секции готового платья, отметив мимоходом, что и остальные двигаются в ту же сторону. Вот и примерочная. Никелированные стойки, плюшевые портьеры… У входа стоит джинсовый Шурик, облаченный на этот раз в яркий клоунский костюм. И рожа у него разрисована. Козлиная бородка трясется от хохота, намазанные глаза бегают в разные стороны. Он приветливо взмахивает руками, а потом приоткрывает портьеру, приглашая людей заходить в примерочную. Вот только непонятно, что голым там делать? Возможно, им выдают новую одежду? Не затрудняя себя рассуждениями, Плацекин идет вместе с остальными, но чем ближе подходит к примерочной, тем жутче ему делается. Тем более когда клоун на мгновение отдергивает портьеру, то видно: там, внутри, непроглядная тьма. И другие, похоже, то же самое чувствуют, потому как лица у всех напряженные и даже перекошенные. Но вот остановиться не могут. Входят и входят во внутрь. И исчезают из виду. Плацекин думает: как же они все там умещаются? И тут клоун кланяется ему, распахивает портьеру, и Михаил Кузмич входит внутрь и внезапно проваливается неизвестно куда и летит во тьме все дальше и дальше. Сердце подскакивает к самому горлу. Он судорожно сглатывает… И тут – удар!

Плацекин открыл глаза и долго не мог понять: где же он находится? Лежит на чем-то жестком, непривычном… Даже спина затекла. Вокруг слышны сопение, храп, сиплое, простуженное дыхание. За печкой посвистывает сверчок. Пахнет немытыми телами, чесноком и какой-то кислятиной.

Майор приподнялся на своем ложе, взглянул на светящийся циферблат «Ориента». Без четверти три. Захотелось курить. Он встал, в потемках нащупал висящий на стуле китель, достал из кармана пачку «Кэмела» и осторожно, стараясь ни на кого не наступить, направился к выходу. В сенях он споткнулся о пустое ведро, шепотом чертыхнулся и вышел на улицу.

Летняя ночь окутала майора непроглядным мраком, и он тотчас вспомнил свой сон и снова чертыхнулся. Пахло дождем, скошенной травой и навозом. Вокруг не видать ни единого огонька, словно домик Картошкиных стоял посреди дремучего леса. Где-то неподалеку уныло пищала сова-сплюшка. На небе сверкали россыпи холодных звезд.

Плацекин сел на стоявшую у забора скамейку, извлек из пачки сигарету, закурил. Странное ощущение посетило его. Майору вдруг показалось: нет вокруг ничего; ни домов, ни самого городка, да и сам он не сидит на скамье, а плывет, влекомый могучим потоком, но не воды, а чего-то другого, еще более неумолимого и беспощадного. Он взглянул на небеса. Звезды медленно двигались над его головой, выстраиваясь в какие-то неопределенные фигуры и тут же меняя свою конфигурацию. Ничего подобного ему доселе ощущать не приходилось. Может быть, лишь однажды, в детстве, когда он ездил с отцом на рыбалку, поймал на блесну трехкилограммовую щуку, а ночью лежал у костра в спальном мешке и не в силах уснуть таращился вот в такое же, усыпанное отборными звездами небо, и чудилось: он – центр мироздания, а вокруг медленно вращается вселенная.

Рядом послышалось приглушенное покашливание, и на скамью рядом с ним кто-то опустился.

– Это я. – Плацекин узнал голос Толика Картошкина. – Пришел вот… Не спится чего-то…

– Курить будешь? – спросил майор.

– Вообще-то я не очень чтобы, но за компанию можно.

Плацекин протянул Толику сигарету, щелкнул зажигалкой и в свете ее огонька увидел блестящие глаза.

– Выпил, что ли? – спросил он, чтобы только что-нибудь сказать.

– Да не пью я уже третий день, – с какой-то даже обидой отозвался Картошкин.

– Чего так?

– Сам не знаю… – Плацекин почувствовал, что Толик пожал плечами. – Как воскрес: ни грамма! Самому удивительно. Вообще, после этого я словно другим стал.

– В Бога, что ли, уверовал? – грубовато спросил Плацекин.

– Не знаю, даже… Может, и уверовал. Но как-то… По-своему, что ли. Ведь я не просто отрубился, а побывал там…

– Где там?