«То было давно… там… в России…». Книга вторая

6 декабря 1937 г., Париж

Дорогой Станислав Фадеевич.

Давно Вас не видел. Здоровы ли Вы или огорчились? Я тоже огорчаюсь. И меня огорчают — но никогда не Вы. Опять я получил письмо о желании брать у меня уроки живописи.

Последний раз, когда Вы были у меня, говорили, что не выходят материальные дела. Ну и черт с ними. Но что потому хотите делать — это огорчительно. Я думал, что Вы будете заниматься живописью в свободное время.

Я огорчен и все думаю, отчего не идет Станислав Фадеевич. Не по поступкам поступаете, дорогой. Желаю Вам здоровья, и хотел бы Вас видеть.

Глубоко Вас уважающий

Константин Коровин

Paris

ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 153. Лл. 1–2. Автограф

25 [47]

10 января 1938 г., Париж

Дорогой Станислав Фадеевич.

Поздравляю Вас с Новым Годом, желаю Вам всякого благополучия.

Оказалось, то, что я написал по литературе свои рассказы, которые были напечатаны, составляют 176 рассказов, по размеру страницы. Они не представляют собой одну книгу, как я думал, не рассчитав, а оказывается, они составляют 5 книг, каждая около 300 страниц.

Мне предлагают издавать, но я побаиваюсь, что меня обманут и по выпуске издания трудно будет получить свою часть. Тем более, что сам я заниматься этим не могу и не умею. Ведь издание 5 книг по 1000 экземпляров составляют расход в 40 тысяч. Как странно: издается так много книг, а я издать не могу. А есть на свете черт, который называется — непонимание. Русское наше общество живет в кармане у этого черта. Такой закон, или, вернее, норов общественности. Мне всегда казалось и в России, что, несмотря на любовь к театру, у нас не любили искусства, а увлекались всегда тенденциозностью. Странно, что в богатейшей России великий Мусоргский был никому не нужен и продал «Хованщину» за 25 руб. Тертию Филлипову^[387]. А гениальный Врубель отдавал дивные рисунки в Киеве за плохой завтрак в ресторане. И то хорошо. Хозяин ресторана был еврей. А в русском ресторане хозяин долго смотрел акварель его «Персидская сказка» и не дал позавтракать, найдя, что не стоит. После смерти Врубеля кто-то продал эту акварель Терещенко^[388] за 12 000 руб.^[389], а Бодлер не имел средств напечатать один стих, а Шуберт! Тоже была веселенькая жизнь.

Ну, будьте здоровы. Через два месяца наступит весна, будет радостно светить солнце, и милые люди будут видеть прекрасное небо.

Вас уважающий

Константин Коровин

Paris

ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 154. Лл. 1–1 об. Подлинник

26 [48]