«То было давно… там… в России…». Книга вторая

— Попробуй-ка! Я тебе не лошадь, я тебе покажу! Видал? — сказал он, хлопая по воде топорищем. — Ага! Тогда узнаешь — кто я, — говорил он сердито, но в речку дальше не шел. — Узнаешь меня, я тебе хвостик-то отрублю, погуляешь без хвоста! Я тебе — не Николай, — сказал он, обернувшись и посмотрев на приятеля нашего, Николая Васильевича.

Николай Васильевич передразнил его:

— «Покажу, покажу»… А что же ты в воду-то не лезешь? Полезь-ка, вот к колесам, узнаешь тогда; он с топором, брат, проглотит! Полезай-ка в колесо. Окунись.

— Да, полезь в колеса, — говорит Василий Сергеевич сердито. — Тебе-то что? А у меня — Ольга. Она не переживет, если со мной это случится, если этот черт меня в колесах утопит. А тебе все равно, — говорит серьезно Василий Сергеевич.

— Не переживет?.. Вот тоже! — сказал презрительно Николай Васильевич. — Тоже — «не переживет».

— А что же? — горячился Василий Сергеевич, вылезая из речки.

— А то же, что — переживет, — сказал равнодушно Коля Курин.

— То есть как же это «переживет»?

— А так, очень просто: к Куперу уйдет.

— Как — к Куперу? Да ты что? С ума сошел?!

— Ничего не сошел! Я, брат, баб-то знаю! У меня сколько их было — все ушли.

— Так ты ж — дура!

— Да, дура… А ты думаешь — у умных не уходят? Нет, брат, уходят. Ты тоже, думаешь, — умный?

— Слышите, что говорит? А? Что с Колькой делать? Хуже сома этого самого!

И приятель Вася, выйдя из воды и надевая штаны, говорил обиженно:

— Купер?! Почему Купер? Говори! Вот ведь дубина ты! Вот ведь расстроил меня! Говори, почему Купер? Говори!

— А потому, что женский портной он, между баб как вьюн вертится. Они все за него. Каждая просит его: мне, говорит, сшейте лучше другой. Понял? Он — всё у них. Он — мода!

Василий Сергеевич стоял и смотрел на нас. Зажмурил глаза, покраснел и расхохотался.

Смеясь, говорил:

— А ведь знаете что? Колька — прав! Прав! Верно! Ведь эдак жить нельзя. На каждом шагу — заставы, враги! Вот приехал сюда, лето, радость! Приехали рыбу ловить. Посмотрите кругом — красота какая! Так нет: сом лошадей жрет, купаться нельзя! Хороша мельница, думаю: омут большой. Рыбы половить приехали — рыба не идет: жара! И еще то, что не мы есть уху будем, а, того гляди, тебя тут сожрут! Не дурно это? А в Москве Купер моды завел. Ольга уйдет. А я все слушаю. А пошлю-ка я все к черту! И буду жить, как выйдет. Все равно. Не огорчите меня.

В это время с моста плотины шел Василий Княжев. Подошел к нам. И так скучно сказал:

— Вот что! Это самое место — такое, что лучше отсюдова «прощай», — и боле ничего. Помолец проехал по мосту, так сказывал: рыбу нам не пымать нипочем. Потому — заговорено тута. Глубина — до ужасти какая. На дне «хозяин» живет. Колдун был ране. Так ежели кто выпимши, ну, пымает еще, а то — нет! Тверезому — не пымать!

— Это верно, — вставил возчик Батранов. — У кого ежели хрест найдет, не пымать тоже нипочем.

— Дак чего же ты, балда, когда сюда ехали, молчал? Ничего не говорил нам? Вот я так и знал. А все — Николай! «Не надо брать вина. Жара. Вредно!» А вот что получилось, — сердился Василий Сергеевич.

Споры

А долгая зима была в России. Вьюги, метели, мороз.