«То было давно… там… в России…». Книга вторая

Племянник мой — студент университета, юридического факультета. Очень умный. Больше всего любит спорить. У него все, что ни скажи, — не так. Был влюблен в актрису, Раису Павловну, чуть университет не бросил, сделался режиссером-новатором, но разочаровался в Раисе Павловне по случаю того, что она устроила ему неожиданный сюрприз: ехали из Крыма, в вагоне только что познакомились с коммивояжером, а в Ростове Раиса Павловна с ним сошла с поезда и уехала неизвестно куда… Племянник остался в вагоне один.

Племянник мой спустился сверху и умывался. Лицо у него вдумчивое, губы красные как-то выпячиваются, а после того как Раиса Павловна уехала, в глазах у него как бы застыл упрек — выражение несколько собачье.

— Ну что, Володя, как спал? — спрашиваю я. — Сегодня погода-то какая скучная, дождь идет. Попробуй-ка вот красноголовиков маринованных.

Володя достает из банки вилкой гриб и ест.

— Ну что, сегодня видел во сне Раису Павловну?

— Нет, не видал, — отвечает медленно Володя. — Я думаю, дядя, что она встретила в вагоне тогда своего Ромео. Это может случиться с женщиной.

— Ну какой там Ромео! Просто увидела, что у него деньги есть, а у тебя мало.

— Как вы, дядя, так просто на все смотрите. Это невозможно. Она говорила, что в меня влюблена, часто говорила.

— Ну, говорила… Говорят все, а ты и веришь.

— Как это вы, дядя, говорите! Конечно, верю. Ведь это видно, когда влюблена, признаки ведь есть.

— Какие же это признаки?

— Ну вот, право… как вы странно все… Ясные признаки.

— Ясные? А какие же это ясные?

— Ну как же… разные признаки бывают…

— Это верно, — заметил стоявший в дверях мой приятель Коля Курин, вытирая себе лицо полотенцем. — Когда влюблена, то всегда ноздри раздуваются.

— Да… это бывает, — соглашается племянник. — Бывает и еще: руки вытягивает, и так — вроде как будто падает — опускает глаза и долго смотрит вниз.

— Это верно, — согласился Коля Курин. — И еще: опустит глаза и скажет: «Вы ничего не понимаете…» Это уж, брат, верный признак — значит, влюблена.

— Нет, — оспаривает племянник. — Скажет: «Вы меня только один понимаете».

— Нет, — не соглашается Коля Курин, — всегда больше говорят: «Вы не понимаете меня». А черт ее поймет — понять невозможно. Да, брат. Я уж сколько видел их, уж я, брат, знаю все их штучки. Но понять, ау, не поймешь нипочем, очень трудно. Так это сотворено: понять невозможно…

Все приятели мои уже проснулись и собрались в большой комнате, где приготовлен чай. Утро такое грустное. В окно виден осенний сад в тумане дождя. Завтра Покров, праздник, — приятели собираются на охоту. Говорят: тетерева скучились и сидят на верхушках деревьев в лесу, зайцы ждут снега, уж белеют. Мой ручной заяц грызет кочерыжки от капусты, целый день грызет. Потолстел ужасно.

За утренним чаем спросили охотника Караулова, может ли он узнать, влюблена женщина или нет.

— Не знаю, — отвечает Караулов. — Я женился так, как-то сразу. Не знаю, была она влюблена в меня или нет. Только после свадьбы на всех моих знакомых глаза пялила. Ну, и нашла одного, помню, тоже осенью. Ну, и ау — к нему перебежала. А я, по правде сказать, рад был: на охоту уехал. Получил от нее письмо, посмотрел на него, да так и не прочитал. «Зачем, — думаю, — не стоит…»

— Вот это все у вас неверно, — сказал мой приятель, архитектор Вася, сидя с краю стола и набивая патроны для ружья. — Все неверно. Моя Ольга всегда при деле, и к ней все такие разные пошлости не пристают. Вот я уехал на охоту, она справляется: правда ли, что я на охоту уехал? Все узнает. Я ей сказал, что если она что-нибудь такое-эдакое затеет, то у меня на случай три обновочки готовы: одна брюнетка и две блондинки. Такой Лизок есть — красотка! Ну и Лизок! Так вот этот Лизок ей, Ольге моей, так в голову засел — только о ней и думает, за каждым шагом ее следит, при деле всегда. Это надо понять, а то бы тоже ушла, без дела-то. Я знал одного музыканта, он скрипач — страдивариус у него, концерты дает. В жену влюблен. Дома сидит в ногах у своей жены, все руку ее держит. Посмотрит на жену кверху и целует руку. Потом сыграет. Влюблен в жену ужасно. А ей скука, надоел. Та из магазина придет домой, он ее музыкой встречает. Ученик его мне жаловался: «Как быть? Лезет, — говорит, — она ко мне, а мне неловко, подумайте — профессор мой, муж-то ее». А я и говорю ему, ученику-то: «Вот что сделай: дай телеграмму своему профессору: „Сгораю от ваших вариаций. Жду эту среду в Петровском парке. Белая Роза“».

— Ну, и что же? — спросили приятели.

— А то, что она в парке была с утра, «белую розу» искала. Встретила ученика, спрашивает: «Вы не знаете — кто эта „белая роза“?» А тот-то ей: «Знаю», — говорит. «Покажите ее мне», — просит она ученика. «Да она была здесь, да уехала…» Она — искать мужа, его нет нигде. К вечеру приехал домой. Была сцена. А он клянется, божится, говорит жене: «Я не знаю никакой Розы, ты моя „белая роза“, единственная» — и руки целует. Ну, все и испортил.