То, что делает нас людьми (СИ)

Но узнать, какие первые ноты были у новой песни им было не суждено, потому что весь их настрой сорвал ряд сходящих с ума звонков в дверь. Гвен кое-как пригладила волосы и провела руками по телу, делая вид, что белая футболка почти не просвечивает, демонстрируя незваному гостю её лифчик.

Незваный гость оказался проживающим снизу мужичком в круглых очках.

— Вы на часы смотрели? – крикнул он чуть ли не фальцетом. — Сейчас же уймите вашу вечеринку!

Он окинул критичным взглядом Гвен с её растрёпанными волосами и футболкой, испачканной кошачьей шерстью, а затем Макса, на щеке которого белели следы от срезанных когтей кошек, недостаточно острых для настоящих царапин.

— Не нагулялась ещё, да? Нарожают тут от всяких дураков, а своих-то мозгов ещё нет, вот и пожинай их плоды! — Крикнул он ей в лицо претензию, касающуюся, наверное, всех его знакомых и парочки родственников, в частности. — Уймитесь, дамочка! Опомнитесь! Угомоните своего сына! Вот что я хотел сказать!

Он развернулся и быстрым шагом потопал обратно вниз по лестнице.

Макс с Гвен недоумённо уставились на друга и, спустя секунду, рассмеялись. В лучших традициях ситкома.

— Что это было? — Гвен захлопнула за ним дверь.

— Кажется, он решил, что я твой нагулянный сын, — Макс развёл руками и тут же обернулся на дверь, с которой с поразительным для куска картона грохотом отвалился список «вещей, которые мы не делаем в этом доме».

— Думаешь, мы так похожи? — Гвен вдруг перестала смеяться и уставилась на Макса с самым серьёзным выражением лица.

— Ну, мы оба любим гулянки, оба шалили в молодости, оба не знаем, чего хотим от жизни, оба не умеем мыть котов и танцуем на одном уровне, — Макс попытался улыбнуться, но не получилось. Гвен будто задумалась о чём-то важном. — И мы оба… ну…

— Должны поговорить с Дэвидом, — подсказала она.

— Но ты же, в отличие от него, на меня не в обиде? — на всякий случай уточнил Макс.

— Ну, ты мой сын, — она как-то криво усмехнулась. — Я нагуляла тебя от Дэвида и теперь вынуждена разбираться с этим. Но… Нет, не в обиде.

Оба как-то неловко улыбнулись друг другу. Если бы они были в ситкоме, прямо сейчас все зрители за кадром издали бы умилённый вздох, а затем Макс с Гвен бы обнялись. Но люди, чей смех записывали для сериалов, уже давно мертвы, а объятия никогда не были ни завершающей точкой, ни даже запятой в любом разговоре.

Гвен улыбнулась ему. И, наверное, именно эта улыбка стала точкой.

Макс понял, что сделал круг. И теперь они с Гвен снова могут смотреть сериалы, будто ничего не случилось. Правда, время действительно было позднее. И Макса ужасно клонило в сон.

Кошка подняла голову, когда он вошёл в комнату, и проследила блестящими в темноте глазами весь его путь до кровати.

Макс ещё долго не мог уснуть, думая о Гвен. И о кошке. И о том, что завтра ему придётся ехать к Престону. Эти мысли медленно сменились полудрёмой, которую разбили звонки. Кто мог додуматься звонить человеку посреди ночи? Однако, как оказалось, уже было около двух часов дня.

— Где он? — звучал в трубке возмущённый голос Евы.

— Он там, где он должен быть, — не растерялся Макс, продирая слипшиеся глаза. Казалось, что времени совершенно не прошло, однако комната была залита мягким утренним светом, а кошка пушилась у него в ногах, не давая никакой возможности встать.

— Если бы он был там, я бы тебе не звонила! Ты обещал, что Престон явится сегодня на репетиции.

Значит, Престон не явился? До сих пор не оклемался? Или же у него ещё кто-то умер?

Макс тут же прервал сам себя. Нет, так шутить нельзя. Он тут же сделал вид, что этой дурацкой шутки не было – к счастью, вслух он её не сказал. Однако ощущение стыда уже закралось куда-то в уголок сознания.

— Ты хочешь, чтобы я насильно привёз его к вам? — поинтересовался Макс, косясь на Дарью. Мог ли он согнать это прелестное создание с её насиженного места?

— Да!

На том конце провода раздались гудки.

В любой другой день к любому другому человеку Макс бы не пошёл. Он бы просто забил на это, оставшись нежиться в кровати. Да даже если бы Престон просто заболел и решил прогуливать свои же репетиции, второй раз Макс бы ради него не попёрся на другой конец города. Но сейчас ситуация была иная.

Макс сочувствовал Престону. Не только из-за смерти родственника. Вернее, не из-за неё. Макс, к счастью, не мог понять этого, и думать о подобном не хотел. Да и дело было не в этом.

Дело было в эгоизме. И того, к чему он привёл. Макс до сих пор не мог отойти от зрелища сотрясающегося от рыданий Престона. Это было душераздирающе.

Артистично.

Интересно, мог ли он представить себе подобное, анализируя прошлое через пьесу?

Макс боялся признаться себе, что мог. Только не Престон, а он сам.

Достав из-под кровати помятую стопку листов, бывшую сценарием, он быстро пролистал её, перечитывая некоторые фразы по диагонали.

Центром Пьесы был вовсе не Престон, так неловко вписанный в полный дворцовых интриг сюжет. Для Макса главным героем стал Граф, пытавшийся дискредитировать отца, чтобы заполучить его трон.

Всё это было так… эгоистично.