— Что? — Хосок поворачивает голову.
— Я… сказал тебе кое-что, да?
— У тебя вчера рот вообще не закрывался, — напомнил он.
С Юнги происходит безумная перемена, из уличной драчливой шавки он вдруг - воплощение нежности, залезает к Хосоку на колени и, обняв, передаёт скрытое послание.
— Эй-эй-эй, ты чего?! — Хосок ощущает его пьянящий запах, невольно стягивает руки на талии. — Обнимашек захотелось?
— Не совсем, — чуть отстранившись, Юнги выразительно смотрит ему в глаза. — Ты, правда, не шаришь?
Безумная пауза. Хосоку кажется, они идут по хрупкому льду, и именно сейчас всё пойдёт по пизде, Юнги отшутится, улетит и его уже не поймать. Ложная тревога.
— А ты это серьёзно? — на всякий случай спрашивает Хосок.
Вздохнув, Юнги льнёт к его губам и прижимается несколько коротких раз, пробует на вкус. И Хосоку моментально сносит крышу. Он впечатывается в него, подлавливает языком язык и хватает за волосы, оттягивая назад. Поцелуй глубокий, дерзкий и немного озлобленный. Юнги в стервозности не уступает: кусается, давит на член и извивается в руках.
Вот оно. То, что он искал. Дух захватывает, грудную клетку продавливает прессом. Хосок цепляет клыком нижнюю губу и тянет, слышит утробное рычание. Продравшись сквозь одежды, они оказываются на ковре, Юнги бесстыже стонет и надеется взять в рот, но Хосок настаивает на шестидесяти девяти и, шлёпнув Юнги по заднице, принимает его член сверху, разводит половинки и продавливает большим пальцем промежность. Изгибаясь, Юнги продолжает сосать, но с каждой минутой заглатывать труднее: язык Хосока вытворяет вещи, от которых севший голос хрипит в припадке.
Уложив Юнги на спину, Хосок подминает его под себя и плавно ныряет между бёдер, продолжая сводить с ума поцелуями. Юнги чувствует его точечно, каждой порой и клеточкой, жаждет его целиком, сложить их года, достоинства и недостатки, спаять в единую массу.
Хосок знает его, как свои пять пальцев, а Юнги верит и отдаётся. Вылизывая ему шею, Хосок отвлекает внимание и, подхватив худую ножку под колено, входит. Юнги вскидывается выше, и открывает самую красивую на свете линию челюсти, он шипит и ругается. Изнывая, наталкивается и, зарыв пальцы в фиолетовые волосы, массирует затылок, находит момент, чтобы мокрыми глазами высматривать взаимность.
Хосок припадает с поцелуем и толкается резво, Юнги сотрясается, пылает и точит о его позвонки ногти, приближаясь к развязке. Слизывая с век Юнги слёзы, Хосок движется медленнее и последние минуты замыкает на повторе: «Люблю тебя». Растаяв, Юнги посмел улыбнуться. Он смог. Прозрел. И больше никто другой, каким бы невъебенно классным он ни был, шансов не имеет.
«Вот и получается, что среди миллиардов нужны единицы, найти которые сложнее всего».
Хосок думал, что проснётся, и возлюбленный будет ангельски красивым в утреннем свете. Юнги же спит, раскинув конечности, с приоткрытого рта - слюна. Что ему снится - чёрт знает, но это мило.
Накрывая его и притягивая в объятия, Хосок целует выбритый висок. Хосок не любит пиво, сигареты, его ночные смены и тягу к распиздяйству. Да он в нём процентов двадцать, от силы, может обнять, остальные дубасить без передышки, критиковать и подрывать. Но, господи, как же это всё ему нужно.