То, что им нужно (СИ)

Юнги перестаёт соображать, улетает, как девственная малолетка и плавится от тембра его голоса. Пуговицы рубашки щёлкают одна за другой, и Намджун стягивает её ниже, начинает целовать косточки ключиц и плечи, затем возвращается к шее и губам, массирует ягодицы. Юнги послушно выгибается навстречу, расслаблен, польщён и возбуждается мгновенно, он тянется к молнии на джинсах Намджуна и запускает руку под бельё, сжимает затвердевший член. Намджун чуть слышно стонет и, вылизав его рот взасос, опускает на колени. Юнги лижет его плоский живот, вздувшиеся вены и, оставляя полукружья ногтей на бёдрах, охватывает губами сочащуюся головку, заглатывает. Взгляд поднимает опьяневший и трепетный.

Намджун отталкивает его к кровати и наваливается сверху. Через минуту они обнажены, и Намджун налюбоваться не может изнеженной белизной кожи, он задерживается между сладеньких бёдер и делает минет, а Юнги извивается и, приподнимаясь на локтях, сильно запрокидывает голову, хрипло выпрашивая «ещё». Они снова сплетают руки, целуются, и Юнги забирается на Намджуна сверху, садится на его живот и елозит, с пристрастием выпрашивая одичавшим шёпотом, где ебучие «прибамбасы». Ответом служит кивок в сторону тумбы. Юнги надрывает поблёскивающую упаковку и натягивает Намджуну презерватив, щедро проливает лубрикант. Измазавшись, Намджун проникает в него пальцами, ловит его губы, мажет мимо, к шее, а Юнги бьёт руками по матрасу и хрипит. Он теряет равновесие и всякий стыд, уставший мёрзнуть в одинокой постели.

Если бы он только знал.

Но он не знает и догадываться не пытается. И поэтому со вздохом опускается на член Намджуна и ищет его губы. Они не были уверены, что это именно то, зачем они пришли, но животный инстинкт сбил надобность думать. Юнги подскакивает и прижимает ладони Намджуна к своим соскам, напряжённо и тяжело дышит.

Вдруг опрокинув Юнги на спину, Намджун раздвигает его ноги шире и вставляет резче, рывками, остаётся надолго. Юнги обсасывает ему запястье, костяшки, суставы и беспрерывно стонет. На исходе смыкает руки на лопатках и, прогнувшись, надеется уловить долгожданное удовольствие, пронизывающее. А получает оргазм, похожий на все предыдущие. Но расстроиться он не во состоянии и, вымотавшись, засыпает у Намджуна на плече.

***

В поведении Юнги, его движениях, взгляде - незаметная для кого угодно перемена, но для Хосока - колоссальная. Он видит, что ему открыта магия близости, и становится очевидно, что они с Намджуном успели переспать. Юнги разве что не мурлычет и не потягивается кошечкой от удовольствия быть кому-то принадлежащим. Ему-то, капризному засранцу с завышенными требованиями, и то свезло. А у Хосока на личном фронте воевать не за кого, пусть и претендентов хоть отбавляй.

Проснувшись к обеду, Юнги выплывает в одной своей длинной рубашке и потягивает клубничный коктейль, светит ключицами, молочными бёдрами и сбитыми коленками. Сглотнув, Хосок силится отвести взгляд, а в голове бьётся одна жестокая мысль: разорвать его так, чтобы от этой рубашки только клочки и остались. Хосоку жарко.

— Как дела? — Юнги наклоняется над ним и кладёт подбородок на макушку.

— Хорошо.

«Было. Пока ты не пришёл».

— Погнали с нами на концерт в субботу? У Намджуна знакомый на басухе рубит, билеты на халяву.

Намджун. Намджун. Намджун. Повсюду и везде, во всём, как светоч последнего месяца, как заклинание и проклятие. Хосоку бы порадоваться, наконец, за друга, но беда в том, что он перестаёт понимать дружбу, как таковую. Сожительство хочется свести на нет, убраться отсюда подальше и забыть всё, чего не было. Но Юнги настолько въелся в печень, что избавиться от него равно отречению от какого-нибудь важного органа.

— Нет, у меня в субботу как раз мальчишник у клиента, надо быть там.

— Ишь ты, блять, какие мы занятые, — обижается Юнги и вальяжно садится на стол. Худые ляжки теперь кажутся упитанными, подол рубашки задрался, просвечивает белое бельё. — Точно не сможешь?

Наконец, воротник, из-под которого меткой и клеймом выглядывает фиолетово-бордовый кругляшок засоса. Страшно раздражает. Ногти Хосока впиваются в подлокотники кресла.

— Не смогу, никак. Извини… — глаза Хосока заволокло туманом, в глотке пересохло.

Мольба. Хосок мысленно молит его уйти отсюда подобру-поздорову, пока он ещё держится. Следует удар ниже пояса, от которого ещё несколько минут жжётся в груди.

— Тогда в воскресенье я зову Намджуна на ужин. Пора вас познакомить. Ты мой лучший друг, он мой парень. Я ему о тебе постоянно трещу, вот он и интересуется, что ты за человек. Он тебе понравится, вот увидишь, — непринуждённо добавляет Юнги и, похлопав Хосока по плечу, уходит восвояси.

Ему-то что? Приведёт, познакомит. Как будто Хосок мать и отец в одном флаконе. А тому ужин готовить, потому что заказное не любит, тому терпеть и изображать немыслимую радость от встречи.

========== 3. ==========