То, что меня не убьёт...-1

Миль была готова настолько, насколько позволяли способности. Не желая сложностей с родителями побитой Лины, она — зря, что ли, училась! — потратила вечер на вывязывание «недотроги», добавив к нему для декора красивую крупную бусину, подаренную кем-то в прошлый день рождения. Бусина, кроме украшения, служила ещё и взглядоотводом. Как поняла Миль из объяснений бабушки, охранный амулет необязательно носить на себе — достаточно того, что он ЕСТЬ. Но было спокойнее иметь его в кармане, всё-таки первая сознательная попытка. Мало ли что, вдруг накосячила чего-нибудь. Тогда на месте и поправим. И вообще — он вполне может ведь и не пригодиться, правда?

Выставку устроили в фойе Учебного Центра. Стены от этого сразу стали разноцветными и нарядными, даже воздух наполнился молчаливой радостью, запереливался, взгляды весёлыми птичками перепархивали от работы к работе. Играла негромкая музыка, дополняя шарканье ног и сдержанные голоса.

Миль с бабушкой нарочно пришли попозже, чтобы незаметно слиться с толпой. Они видели, как директор, стоя рядом с взволнованным Иван Иванычем, что-то с важным видом говорил не то собравшимся, не то самому себе, делая мягкими ручками округлые жесты, временами прижимая руки к своему светло-серому пиджаку. Потом в микрофон говорил Иван Иваныч. Миль не вслушивалась в их благоглупости — на всех подобных выставках говорили почти то же самое. Она смотрела на лица людей, посетителей и участников, надеясь, что не встретит сегодня, кого не надо. Бабушка, стоя вплотную за её спиной, занималась, похоже, тем же. И, конечно, толпа раздалась, и, прямо напротив, в просвете возникла монументальная фигура в нарядном тёмном платье, увенчанная широкополой шляпкой. Из-под полей сверкали голубые глазки, щедро подведённые тушью. А чуть подальше, подчёркивая голубизну глаз, из-под шляпки с двух сторон тяжело свисали на полную шею крупные золотые серьги с бирюзой. Малиновый бантик губ на пару с носом-картошечкой торчал среди пухлых щёк, плавно переходивших в шею, которая незаметно становилась бюстом, строптиво выпирающим из изящного выреза платья. С изяществом выреза спорило массивное золотое колье всё с той же бирюзой…

Не заметить всего этого великолепия, почти барокко, неотвратимо приближавшегося под перестук каблучков, не было бы никакой возможности даже у слепого. Уже на подходе дама эта оповещала всех о своём присутствии ароматом шикарных французских духов, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что у неё эти духи — есть, и она на них — не экономит.

А в кильватере за ней плелось унылое коротко стриженое дитя, наряженое по мере сил. Лина. Волосики её более-менее отросли, прочие следы поединка благополучно рассосались, удачная стрижка вкупе с симпатичным костюмчиком создавали очень милое впечатление, которое слегка портила некоторая угрюмость девочки. Лина почти не смотрела по сторонам, а если и бросала взгляд, то от неё сразу хотелось отойти подальше.

Мать Лины, глядя поверх голов, ледоколом надвигалась сквозь расступавшуюся толпу, и Миль ощутила плечом, как твердеет на нём бабушкина ладонь: столкновения было не избежать через три… две… одну… секунды прошли, и широкополая шляпа проплыла мимо них, как мимо утёса, обдав шлейфом аромата. Лина, проходя мимо, подняла взгляд от пола, посмотрела Миль прямо в глаза, приостановилась… резкий окрик матери подстегнул её, девочка дёрнулась, нагнала мать и потащилась следом.

Ой-ёй-ёй, бедная Линка, сколько же тоски-то в глазёнках, сколько безнадёги… И ведь, в отличие от мамашки, смогла увидеть Миль, несмотря на наличие «недотроги» с глазоотводом — значит, дурного к ней не имеет, и это после такой-то взбучки!

Миль вообразила, что это она сама сутками находится возле этой женщины… что эта женщина — её мама… и ещё имеется тот мужчина, он — её папа… и это на неё, Миль, эта «мама» вот так орёт и на людях, и дома, и ТЕМИ словами… Миль передёрнуло, она и не заметила, как сжала кулаки. И в накатившей бессильной злости от всего сердца пожалела избитую ею девчонку, а, вспомнив слова Иван Иваныча, и устыдилась содеянного.

— Что, припекло? — услышала она над собой бабушкин голос и покаянно кивнула в ответ. — А я ведь, если припоминаешь, просила тебя этого не делать. Ну, раз припекает, значит, ты и вправду взрослеешь. …Э… здравствуйте, молодой человек.

— Всё в порядке? — это Иван Иваныч пробился к ним через толпу — перед ним она почему-то не подумала расступиться. — Я сразу, как увидел Ситниковых, попытался к вам подойти, но… не получилось как-то…

— О, да всё чудесно. Ситникова, — бабушка покосилась на Миль, — нас отчего-то не замечает. А вы сегодня такой нарядный! Знаете, вам очень идёт этот костюм. По-моему, выставка удалась, не находите?

— Ну, я-то — лицо пристрастное, но хотелось бы думать, что да, удалась, — он немного нервно рассмеялся.

— Столько народу!

— Да, я, если честно, надеялся, что люди придут, но чтобы столько!..