То, что меня не убьёт...-1

— Это, между прочим, по-прежнему и мой дом тоже, — Юрий побрякал связкой ключей на кольце и вдруг, вскрикнув, выронил их. Ключи упали на пол и лежали там, светясь красным и дымясь. В воздухе запахло палёным. Юрий шипел и тряс обожжёной рукой. Все его тёмные щупальца стянулись к нему, обвив его фигуру.

— Как видишь, мальчик, — улыбнулась ему Марийса, — больше уже нет. А вот эти ожоги останутся тебе на память незаживающими на всю твою жизнь, чтобы ты помнил о своём предательстве. Они не заживут до тех пор, пока ты не научишься благодарности, любви, добру, чести и верности. Это моё право — наложить на сына материнское проклятие, и никто да не снимет его с тебя. С каждым твоим бесчестным поступком раны твои будут расти. Даже если ты отрубишь руку по плечо. Даже если ты от них погибнешь. Да будет так. А теперь пошёл прочь. Вон, я сказала! — впервые повысила она голос.

Боль заметно мучила его, но он преодолел её и сказал, отступая к порогу:

— Мама, отец просил передать, чтобы ты поговорила с ним…

— Поздно, сынок, — голос её был теперь странно ласков. — Поздно для меня. А у тебя ещё есть вся жизнь… чтобы стать моей гордостью. Прощай.

Его тёмный силуэт исчез за дверью. И тогда бабушка начала оседать. Медленно, кренясь, как большой корабль. Оплывая, как свеча. Глаза её не отрывались от взгляда внучки, не мигали, светясь нежностью и печалью.

— Слушай меня, моя девочка. Твоё полное имя — Мильгаррад-хиз-Грай-хиз-Аххар. Это — твой дом, твоё гнездо. Я передаю тебе с моей любовью всё, чем владела по праву. Владар десять лет пытался сделать из Юрки своё подобие. Он знал, что добром наша с Юркой встреча не закончится и всё-таки послал его… Теперь ты одна. Не держи зла на моего сына, я дала ему второй шанс стать человеком, дай и ты. Прости меня, девочка…

Бабушка уже не походила на себя, став чем-то бесформенным, и только взгляд странным образом оставался её взглядом, он не отрывался от глаз внучки, не отпускал её, хотя уже угасал… угас.

Отпустило.

Миль шевельнулась, посмотрела на то, что было бабушкой… На полу лежало что-то серое, быстро теряющее очертания… Вот уже осталась лишь тень. Вот и тень растворилась. И нет больше ничего. Только тишина. На столе стоят две чашки с чаем, пар ещё идёт.

Горит свет.

Жужжит холодильник.

Тикают часы.

Как страшно и пусто.

Пустое время

Какое-то время Миль не помнила себя. Потом увидела, что сидит на полу в коридоре. Попыталась встать, но ничего не вышло. Только ткнулась лицом в пол и так лежала, не помня, сколько. Вокруг становилось то темнее, то светлее. Повернулась на бок. В поле зрения попала рука. Когда рука шевельнулась, Миль поняла, что это её рука. Показалось забавным, что вот лежит её рука и шевелит пальцами. Откуда-то появилась вторая рука, потрогала первую. Значит, их у меня две. И обе зачем-то двигаются. А что ещё у меня есть? Что-то есть…

… Глаза опять открылись. А, руки. Привет. Вы ещё шевелитесь? А я — нет. Я — лежу. А чего лежу? Всё отлежала уже. Повернёмся? Господи, слабость-то какая…

… Я ещё тут. Кажется, что-то надо делать? Что? Как?…

— И сколько ты будешь лежать?

Кто это говорит? Бабуль, ты? А что, пора вставать?

— Если ты не встанешь, то тут и останешься. Поднимайся, девочка. Надо жить!

Бабушка, милая! Ты где? Встать не встала, но уже ползу. Где это я? Ой, не туда…

— На кухню, там есть вода. Тебе надо попить. Сначала — попить. Сюда, сюда, правильно!

…Ага, это — кухня. Вода бывает: в раковине… нет, это слишком далеко. Стол ближе. Но на него не залезть. Скатерть. Берём и тянем. Всё будет на полу… Ой, что скажет бабушкаа…

Чашки звонко разлетелись на куски. Любимая бабулина чашка! Чайник свалился тоже, но в нём воды очень много, вся не выльется. Присосавшись к чайнику, Миль сделала несколько глотков, после чего забылась прямо в лужице, в обнимку с чайником. Проснувшись, первым делом напилась ещё, как следует и… села прямо. Голова кружилась и звенела, как после болезни, все жилочки в теле подрагивали и тряслись, в глазах периодически темнело… слово какое смешное — пе-ри-о-ди-чески! Сидела и глупо хихикала, пока не поняла, как это глупо.

Желудок свело жестоким спазмом. Что тут можно съесть? По всему полу валялись пирожки, твёрдые, как булыжники. Нет, их всё равно уже есть нельзя. А вот кусочкам сахара ничего не сделалось. Сахар и вода… ммм, как вкусно! Но мало.

Холодильник! Кормилец! Отковыряв, наконец, дверцу, уставилась на полки. Рай, наверное, выглядит примерно так.

Бульон из супа она хлебала жадно, но осторожно, чтобы не лишиться доступной еды. Поварёшка казалась очень тяжёлой и неудобной, всё норовила вывернуться из рук… Задвинув кастрюлю подальше на полку, закрыла дверцу, с тоской прикидывая, что вот в следующий раз опять придётся её отковыривать… И заснула возле кормильца, крепко сжимая поварёшку.

В следующее пробуждение она уже смогла встать. Налив воды, вскипятила чай. Собрала с пола следы катастрофы, старательно не думая, где здесь лежало, испаряясь, то… что было бабушкой. Потом удивилась — ничего нет. Совсем!