Последним на вешалке застенчиво висело то самое скромное платьице коричневого бархата, что бабуля успела сшить напоследок. Откуда оно здесь?! Миль прижалась к нему лицом. От платья исходил незнакомый запах, и Миль напомнила себе, при каких обстоятельствах и как давно утратила эту вещь. Получалось…
…А какой сейчас месяц? Число? День? Сколько же прошло времени? Именно прошло — мимо неё, без радости и пользы, просто кануло в небытие… Украдено. Убито.
И платье, наверное, уже мало. А повесили его сюда, видимо, чтобы у неё осталось что-нибудь от того времени, когда её жизнь текла нормально, когда была бабуля, дом, и… и… В носу защипало.
«Спасибо. За эту малость — старое платье, за ниточку, связавшую с прошлой жизнью, за чуткость… Не знаю, кому, но — спасибо…»
Не удержавшись, она всё-таки попыталась натянуть на себя настоящую СВОЮ вещь… И, против ожиданий, ей это удалось. Не утративший мягкости бархат прохладой скользнул по коже и знакомо прильнул к телу, согревая. Вжикнув замком, Миль повернулась к зеркалу: платье сидело, как влитое. Рукава, линия плеч, линия талии, длина подола — всё по росту, по размеру. Ткань всё так же отливает янтарём, кружева воротника и манжет всё так же белоснежны и легки, будто и не таскалась хозяйка в этом платье по непотребным местам, собирая на себя всю мыслимую грязь… Минуточку… оно же было только до колен. А теперь почти скрывает туфли. Чудеса…
У плеча золотистыми искорками блеснула нашивка: тот самый «несложный» узел. Работает бабушкин подарок!
Что ж, сказала себе Миль, если не врёт отражение, надо признать, что девочка перед зеркалом всё-таки существует. Даже если внутри у тебя с момента смерти бабушки поселилась предательская слабость и чего-то отчаянно не хватает рядом с сердцем — сама ты существуешь на самом деле, а не умерла вместе с ней, и надо жить, а не притворяться живой. Жизнь продолжается. А то, что было — прошло, перелистни, наконец, страницу и живи дальше!
Первый бал
Лестницы, ведущие вниз, хороши тем, что по ним совершенно необходимо сбегать вприпрыжку, а ещё лучше — съезжать по перилам. Эта лестница была как раз, какой надо: широкая, витая, с толстыми гладкими перилами. Как не съехать. Миль и съехала, придерживая подол. Набрала немалую скорость, приготовилась финишировать на площадке перед лестницей, выехала из поворота… и увидела внизу целую толпу незнакомых людей, смотревших прямо на неё.
Ой-ёй-ёй… Как неудобно. Вот Ксанд рассердится…
Соскакивать прежде времени было бы нетехнично, и Миль решительно доехала до конца. Правда, притормозить, чтобы приземлиться поизящнее, времени не оставалось, к тому же прямо на финише кто-то стоял… И тут этот кто-то быстро обернулся, поймал девочку в полёте, поставил её рядом с собой и… поклонился. Миль не оставалось ничего другого, кроме как ответить книксеном.
В толпе послышался смех и раздались аплодисменты, будто им показали отрепетированный заранее номер. Вставая, Миль подняла голову к спасителю — дядя, улыбаясь, подал ей руку.
Аплодисменты стихли, и голос Ксанда, стоявшего у противоположной стены гостиной, погасил остатки шума:
— Очаровательно. Господа, представляю вам мою двоюродную внучку и племянницу моего сына: Миль-хиз-Грай-хиз-Аххар-хиз-Владар. В миру — Мила Ратникова, прошу любить и жаловать. А все эти люди, внучка, (в той или иной степени твои) твои более или менее родственники: клан Владаров.
Миль опять присела в реверансе. Каждый присутствующий в ответ вежливо поклонился.
— Что ж, пора ужинать. Прошу всех к столу.
В дальней стене распахнулись высокие створки, и толпа под негромкую музыку потекла в открывшийся широкий проём.
Что за странная склонность к избыточности, думала Миль, ведомая дядей к столу. Ксанд занял место во главе стола, на другом от неё конце — старательно держал дистанцию. Остальные стали усаживаться по обе стороны длиннющего сервированного стола. Миль посадили рядом с Юрием, точно напротив Ксанда.
«Ну, если у него такая большая семья, то размеры дома и ширина проёмов понятны. И высота потолков объяснима — народу нужен воздух. Но зачем всё-таки такие высокие двери? Или раньше среди Владаров рождались великаны? Тогда они и меняли лампочки!» — представив себе великанов за этим занятием, она тихонько фыркнула. Юрий и сидящие рядом покосились на неё. Сделав серьёзное лицо, она прислушалась к речи: Ксанд вещал о чём-то. В почтительной тишине отчётливо раздалось громкое бурчание желудка Миль. Ксанд услышал и сказал:
— Прошу прощенья? — и не выдержал, усмехнулся. — Виноват, господа. Устами… в данном случае — желудком ребёнка глаголет истина. Проблемы обсудим позже. Ваше здоровье, родичи!
И, взяв бокал, поднял его, а потом и отпил. Только тогда клан приступил к еде. На Миль поглядывали с улыбками. Не то чтоб это очень мешало ей есть, но могли бы так не пялиться.
— Не обращай внимания, ешь, пока горячее, — Юрий пододвинул к ней тарелку с чем-то овощным. — И прости меня, мне следовало подумать заранее о небольшом полднике для тебя.