«И не такие царства погибали!» —Сказал синода обер-прокурорЖестоко так, как будто на медалиОн выбил свой суровый приговор.И не такие царства. А какие?Египет, Рим, Афины, может быть?Он не хотел погибели РоссииИ время был бы рад остановить.И вынув из жилетного карманаЧасы, смотрел на них, но время шло.Тогда вставал он с жесткого диванаИ расправлял совиное крыло.А что теперь? Неужто всё сначала?Опять смотреть с опаской на часы?Но столько раз Россия погибалаИ возрождалась вновь после грозы.Итак, фонарь, ночь, улица, аптека,Леса, поля с их чудной тишиной…И мне не царства жаль, а человека.И Бог не царством занят, а душой.«Питер де Хох оставляет калитку открытой…»
Питер де Хох оставляет калитку открытой,Чтобы Вермеер прошел в нее следом за ним.Маленький дворик с кирпичной стеною, увитойЗеленью, улочка с блеском ее золотым!Это приём, для того и открыта калитка,Чтобы почувствовал зритель объем и сквозняк.Это проникнуть в другое пространство попытка, —Искусствовед бы сказал приблизительно так.Виден насквозь этот мир – и поэтому странен,Светел, подробен, в проеме дверном затенен.Ты горожанка, конечно, и я горожанин,Кажется, дом этот с давних я знаю времен.Как безыдейность мне нравится и непредвзятость,Яркий румянец и вышивка или шитье!Главная тайна лежит на поверхности, прятатьНезачем: видят и словно не видят ее.Скоро и мы этот мир драгоценный покинем,Что же мы поняли, что мы расскажем о нем?Смысл в этом желтом, – мы скажем, —кирпичном и синем,И в белокожем, и в лиственном, и в кружевном.«Пока Сизиф спускается с горы…»
Пока Сизиф спускается с горыЗа камнем, что скатился вновь под гору,Он может отдохнуть от мошкары,Увидеть всё, что вдруг предстанет взору,Сорвать цветок, пусть это будет мак,В горах пылают огненные маки,На них не налюбуешься никак,Шмели их обожают, работяги,Сочувствующие Сизифу, имВнушает уваженье труд Сизифа;Еще он может морем кружевнымПолюбоваться с пеною у рифа,А то, что это всё в стране тенейС Сизифом происходит, где ни маков,Ни моря нет, неправда! Нам видней.Сизиф – наш друг, и труд наш одинаков.«Жизнь загробная хуже, чем жизнь земная…»