То, что нас объединяет

Хелен чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно, что все ее кремы и слова поддержки не могли облегчить страданий Сары. Другое дело, что той, возможно, нужно было просто выговориться. Ничего, настанет время, когда ей удастся выносить ребенка все девять месяцев. Тридцать два – еще не возраст.

Выйдя из ванной, Хелен направилась в комнату Элис. Переступив через сваленную в кучу одежду, она подошла к окну и раздвинула занавески.

– Пора в школу.

С кровати послышался недовольный стон.

– Пять минут. И не забудь принести вниз эту одежду.

Через неделю Элис исполнится двенадцать. Всего двенадцать, а ведет себя, как трудный подросток. Хмурится, всегда отвечает односложно, при каждом удобном случае стремится увильнуть от домашней работы. Хелен старалась не заострять на этом внимания, настаивая лишь на том, чтобы Элис мыла после ужина посуду да поддерживала относительный порядок у себя в комнате. Хелен и сама не была образцовой домохозяйкой, так чего, собственно, ожидала она от дочери?

Другое дело, школа. Элис не проявляет стараний – раз за разом повторяли на родительских собраниях. В качестве варианта: Элис грубит. Потрепанные тетради дочери были исписаны пометками учителей: из рук вон плохо. Или: могла бы сделать лучше. По результатам экзаменов Элис стойко держалась в хвосте класса.

«Да что с тобой такое? – срывалась Хелен после того, как очередной учитель знакомил ее с неутешительными оценками дочери. – Ты бы могла быть лучшей в классе – с твоими-то мозгами. Почему ты их не используешь?»

Элис в ответ только пожимала плечами, выжидая, пока родительским наставлениям придет конец. В такие минуты Хелен хотелось схватить дочь и как следует встряхнуть, и лишь усилием воли она заставляла себя сдерживаться. Нате вам, типичный подросток: глаза прячутся за неопрятной челкой, которую Элис отказывается подстричь. Потрепанные края джинсов волочатся по земле, так что в дождь ее брюки промокают до колен. И ногти обгрызены – совсем как у ее матери.

Спустившись вниз, Хелен подняла с пола у двери свежую газету. С тех пор, как она занялась журналистикой, газеты доставляли пять раз в неделю – маленькая роскошь, которую она могла себе позволить. Хелен распахнула дверь в их обшарпанную кухню: после смерти Кормака здесь ничего не менялось. Коричневая стойка, газовая плита в углу, шаткий обеденный столик, привалившейся к желтому узору стены, дешевые шкафчики для посуды и продуктов, чьи дверцы безнадежно перекосились от времени. Потрескавшийся линолеум, который выбирала еще бабушка Кормака. Вся эта обстановка мало интересовала Хелен. Ну какая ей разница, что за обои у нее на стенах?

Тостер щелкнул, выплюнув кусок хлеба. На кухню, привычно сутулясь, вошла Элис. Подцепив тост, она присела за стол и приступила к завтраку.

– Тарелка, – сказала Хелен, не отрываясь от газеты.

Громко вздохнув, Элис схватила первое попавшееся блюдце.

– Ты принесла ту одежду?

– Забыла.

Как обычно, Элис жевала тост всухомятку. Хелен давно забросила попытки напоить ее чем-то вроде сока, молока или любой другой жидкости.

По радио запели «Duran Duran». Наверху раздался шум смываемой в унитазе воды.

Элис с негодованием воззрилась на мать.

– Он снова здесь.

Хелен продолжала скользить глазами по строчкам.

– Здесь, да?

– Если ты об Оливере – то да, здесь.

Элис с раздражением вгрызлась в тост.

– Дьявол, – буркнула она с набитым ртом.

Мать бросила на нее сердитый взгляд.

– Следи за своей речью.

– Ты сама все время так говоришь.

– А если я спрыгну со скалы, ты тоже решишь не отставать?

Элис что-то невнятно буркнула в ответ. Возможно, пожелала матери именно этого – свалиться со скалы, раз и навсегда исчезнуть из ее жизни. Интересно, как бы она отреагировала, если бы Хелен отложила вдруг газету и сказала: Однажды я чуть не прыгнула с моста в реку. Тебе тогда было три, твой отец только умер, и мне самой не хотелось жить. На пару секунд это могло бы стереть недовольную гримаску с лица Мадам.

День, когда она едва не убила себя, но все-таки вернулась домой живой и невредимой, Хелен считала поворотным моментом в своей жизни. В тот вечер она взяла кухонные ножницы и обкорнала волосы. Позднее она осознала, что для нее это символизировало шаг вперед. Первая попытка вырваться из когтей ада, оставить позади весь этот кошмар.

Разумеется, потребовалось еще несколько месяцев, чтобы внутренне окрепнуть и изложить на бумаге свой опыт работы за прилавком магазина. Но душевное выздоровление Хелен началось в тот самый вечер, которому предшествовал мрачнейший день в ее жизни.

Подлинным спасением для нее стало написание статей. Просто чудо, что ей удалось найти занятие, которое не только нравилось, но и приносило доход. С каждой статьей Хелен все дальше отходила от едва не поглотившей ее тьмы. За эти восемь лет она настолько втянулась в свою работу, что уже не представляла другого занятия в жизни.