Хелен отнесла цветы в спальню и поставила их на подоконник. Забравшись в постель, она нащупала ногами грелку – мать успела налить ее, когда Хелен была в душе. Закрыв глаза, она вдохнула тонкий, восхитительный аромат цветов и почти сразу погрузилась в сон.
1991
Сара
– Держи это немного повыше, – сказала Сара, приподнимая ручку сита. – Так мука успеет смешаться с воздухом, пока ты будешь трясти.
– А почему она должна мешаться с воздухом?
– Чтобы булочки вышли легкими и воздушными.
Марта потряхивала сито, а Сара наблюдала, как мука крохотными облачками сыпалась вниз, в стоящую на столе чашку. Волосы Марты тоже были присыпаны белой пылью, а на щеке красовалось пятно от маргарина. На столе виднелись остатки сахарной пудры. Яичная скорлупа упала на пол, туда же слетела шелуха от миндаля.
Из радиоприемника доносился голос Мадонны. Та негромко напевала что-то про танцы. Минутой раньше диктор объявил о том, что «бирмингемская шестерка»[7]
вышла наконец на свободу после шестнадцати лет заключения. В дальнем углу комнаты Стивен, лежа на животе, играл в железную дорогу.Часы показывали половину пятого. Типичный мартовский день. Дождь барабанил по стеклам, ветер раскачивал ветки деревьев. А здесь, на кухне, было тепло и уютно. В воздухе пахло свежим тестом.
Марта, закончив просеивать муку, склонилась над кулинарной книгой.
Они уже разливали тесто по формочкам, когда зазвонил телефон.
– Я возьму, – сказала Марта, бросая ложку и спрыгивая со стула.
Вернулась она в явном разочаровании.
– Дедушка.
Не этот голос она надеялась услышать. Сара сунула булочки в духовку и закрыла дверцу.
– Подожди, я скоро вернусь, – вытерев руки о фартук, она вышла в коридор.
– Сейчас я еду в город, – сказал ей отец. – Если хочешь, могу прихватить что-нибудь готовое, вроде пиццы, и тебе не придется стоять весь вечер у плиты.
– Я уже запекла курицу, – сообщила Сара, – а на десерт будут свежие булочки. Приезжай ужинать.
В свои восемьдесят ее отец выглядел таким же крепким и здоровым, как тринадцать лет назад, когда умерла его жена. Это он стал для Сары опорой и поддержкой, когда Нил ушел из дома. Отец был первым, к кому она обратилась со своим горем.
Выслушав по телефону ее сбивчивый рассказ, он собрал вещи и переехал к ним. Каждое утро он отправлял Сару на работу, а сам, как мог, присматривал за детьми. Если бы не отец, она бы полностью расклеилась.
Особенно трудно приходилось ей по вечерам, когда гнев, печаль и чувство одиночества сплетались в сплошной комок. Тогда она плакала на плече у отца, а он говорил ей, что плохие вещи случаются порой даже с теми, кто меньше всего их заслуживает.
Он жил с ними до тех пор, пока им не удалось найти по соседству нянечку для Стивена. После этого он отправился к себе домой, пообещав приезжать каждое утро и отвозить Марту в школу – до тех пор, по крайней мере, пока ему не подыщут замену.
Жизнь тем временем шла своим чередом. С того ужасного вечера миновало уже четыре месяца. Сара делала все возможное, чтобы адаптироваться к новой ситуации. Хуже всего ей приходилось, конечно, ночами. Как бы ни презирала она Нила за предательство, какой бы скудной ни была их жизнь в последние месяцы перед расставанием, ей ужасно не хватало его физического присутствия.
Ко всему прочему, ее по-прежнему одолевало желание зачать еще одного ребенка. Бывали моменты, когда она больше всего жалела о том, что Нил не оставил ее беременной. Возможно, это снизило бы остроту переживаний… или, напротив, усугубило бы их. Но что толку перебирать в уме всякие «если»? Этого не случилось, и теперь никогда уже не случится.
Кристина, узнав о предательстве Нила, едва не взорвалась от возмущения.
– Ну что за