То, что не могло случиться

«Вот ведьмы…» – делая маленькие глотки кипятка, начал фантазировать Гарик.

У Ольги появилось белое, длинное платье, больше напоминающее мятую простыню, широкие крылья, как у прекрасного лебедя, которые от страха сжались как можно сильнее. Она плакала, закрывая хрупкими и слабыми ручками лицо. Она шепотом молила о помощи…

Алина и Света приобрели безобразный вид: вместо их рабочей одежды появились отвратные, грязные, дырявые одеяния; их кожа покрылась гнойными волдырями, на лице, как грибы, выросли огромные морщины и прыщи; носы вытянулись и стали длиннее, волосы изменили цвет на седой, даже пепельный, и поверх их появилась плесень; глаза щурились, меняя свой цвет на яростно зелёный.

В руке Гарик крепко сжимал осиновый кол. Ведьмы шипели на ангелочка, пугая его ещё больше. Спустя мгновение, Гарик что есть силы, нанёс первый и убийственный удар по болотной твари, пронзая насквозь её гнилое сердце. А затем и вторую, спасая хрупкого ангелочка…

– Эй! Э-эй! Ха-ха! Уснул что-ли? – послышался приятный голос Ольги.

Гарик мгновенно разрушил построенную фантазию и вернулся обратно, в всё тот же мир, и необычайно заволновался.

Она заговорила с ним. Пускай и в столь нелепом положении.

Гарик от волнения в один глоток выпил остаток кипятка и сильно обжёг язык. Но на лице он не показал боли, будто не чувствовал её. Он смотрел в глаза Ольги не отрываясь. Сердце завелось и беспрерывно начало громко стучать, отдавая ударами в висок.

– З-задумался.

– О чём же? – с усмешкой задала вопрос Ольга.

Несколько секунд неловкого молчания. Пот на лбу играл против Гарика, выдавая слабость напоказ. Глаза Ольги сверкали, заставляли покорно говорить. Будто в бреду, не контролируя себя, Гарик быстро прошептал:

– Я хочу погулять с тобою под лунным светом…

Поставьте ему памятник!

– Что-что? – переспросила Ольга.

– Н-ничего. – ещё сильнее заволновался Гарик.

– Я не расслышала, повтори пожалуйста. – настойчиво давила Ольга.

Соберись! Смелее!

– Я сказал, может…

Неожиданно невдалеке послышался знакомый бас пивной бочки:

– Тьфу ты, вашу мать! Чаи гоняют! А ну быстро работать, трутни! Бегом! – бранился Пётр Андреевич.

Вся компания возле стола дёрнулась от испуга.

«Опять… Вечно будешь меня преследовать?» – подумал про себя Гарик.

Секретарши, в том числе и Ольга, мигом разбежались по рабочим местам. Гарик с досадой проводил Ольгу глазами.

Не успел сказать… Момент упущен.

– Стеклов, тебе особое приглашение нужно? – кривлялся жирный павлин.

– Нет. – отрезал Гарик и направился на рабочее место.

– Уволю! Всех уволю! – уходя, продолжал кричать Пётр Андреевич.

Рабочий день сегодня, как и вчера, как и позавчера, как и всегда, закончился быстро, так что Гарик и глазом не успел моргнуть. Он дописал последнюю формальную бумажку и положил её в папку. Приведя в порядок стол, поднял руки вверх, потянулся с глубоким вдохом. Быстро собравшись, Гарик поспешил поскорее выйти на улицу, набрать воздуха в полную грудь. И затем повторить каждодневный шаблон и пойти в бар, отметить свою большую победу над собой и, в некотором роде, над Ольгой, и разделить всё ту же боль с девушкой у барной стойки, если повезёт…

Уметь радоваться мелочам огромная сила. Но счастье любит тишину. Гарик светился от головы до пят, глаза сверкали, он не ходил, а летал, но с виду оставался спокойным, прежним. Прохожие оглядывались и смотрели вслед Гарику, чувствуя, будто мимо них пролетела раскалённая комета.

Хотелось говорить, петь, бежать без оглядки, дарить прохожим улыбки и восторг…

И солнце в этот вечер было особенным, не как в предыдущие дни, сейчас оно грело словно плед в дождливую погоду, светило, словно фонарь маяка вдалеке, дающий надежду всякому пребывающему в беде судну. Воздух чист, немного влажен, приятен, нежен и насыщен, и запах у него другой, особый. Машины казались мягкими игрушками, городской шум казался целым оркестром, балуя уши волшебной и своеобразной мелодией.

Глава II

Одинокий, маленький, ничем не примечательный бар «Уголок» на краю города ближе к ночи медленно просыпался, превращаясь из тихого местечка, где можно мирно отдохнуть, в место скопление раненых, разбитых и порой одиноких душ, жаждущих потеряться, забыться, разделить свою печаль с другими через танцы, выпивку, случайные знакомства, давая себе отсрочку на следующий гнетущий и убивающий их день.