То, что вы хотели

Ну что ж, значит, она будет стоять на этом маленьком уступе, пока не стащат. Возможно, в следующей жизни у нее получится лучше, а этот экзамен ею провален. Жалко, конечно, потраченных усилий, но судьба не компьютерная игрушка, где непройденный уровень можно повторять сколько угодно раз. Судьба – это серьезнее и труднее, ничего в ней не повторить, и опыт не накапливается, каждый раз первый… В запасе было лишь несколько минут. Потом ее будут мучить и в конце концов убьют. Что ж, эти несколько минут нужно провести с максимальной пользой. Она так и сделала. Закрыла глаза, успокоилась и вспомнила все, что с ней случилось на этом обороте колеса сансары. Абхилаша надеялась найти свою главную ошибку, но нашла другое.

Она нашла силы. Ее путь был труден, хаотичен, но тем не менее красив. Она карабкалась не только по скале – она по жизни карабкалась. Делала страшные ошибки, падала, срывалась, обдирала в кровь тело и душу, но карабкалась, почти поднялась… Умереть сейчас означало перечеркнуть все. Как если бы художник, едва закончив портрет Моны Лизы, поставил на нем жирную размашистую кляксу. Глупо, несправедливо, преступно. А еще обидно, до того обидно, что судорогой сводит онемевшие ноги, и закипает в них прана, и поднимается вверх в поисках выхода. Потому что убийство красоты невозможно простить и отработать. Убийство красоты – это…

Она поймала ее в самый последний момент, уже падая с крошечного уступа. Хаотично метавшаяся прана замерла в одной точке, где-то между глазами, чуть выше переносицы. Все как учили. Стало очень горячо, и захотелось сомкнуть веки, чтобы избавиться от этого жара. Но она не сомкнула, а, наоборот, запрокинув голову, раскрыла пошире глаза и посмотрела в небо.

Дальше случилось чудо: Абхилаша взмыла вверх и через секунду оказалась перед огромными деревянными воротами обсерватории. В самый последний момент, осознав, что летит, она испугалась и рухнула с высоты нескольких метров на землю, расшибла сильно колени, но внимания на такую мелочь не обратила. Стала колотить кулаками в ворота, умолять, чтобы открыли, спасли, пустили в безопасный звездный оазис. Мысль просто перелететь через высокую стену у нее почему-то не возникла. Да и не получилось бы ничего – ушла прана, израсходовалась вся на чудесное вознесение к звездам. Удары кулаков в ворота с каждым разом слабели, а голос становился тише. Кончались силы, и жизнь, похоже, тоже заканчивалась…

– Я американская гражданка, – не зная, какие еще привести аргументы, едва слышно стонала Абхилаша. – Пустите, ну пустите же, они меня убьют…

Большинство звездных братьев столпилось перед уличным экраном, наблюдая, как раненая женщина просит о помощи. Хотелось помочь, но правила были строги: никаких женщин в мужском звездном братстве, и уж тем более местных женщин. Несмотря на чистый английский незнакомки, выглядела она как местная. Начальник службы безопасности по кличке Big Russian Dan все же решил доложить о происшествии профессору Расмуссену.

– Ты же знаешь правила, – ответил ему ученый, – одну примем, другую – и конец нашей мечте. Женщин, конечно, сравнивают со звездами, но с настоящими звездами они несовместимы. Я это по себе знаю, Данила, да и ты, наверное, тоже…

– Понимаю, профессор, но они ее непременно убьют, там камеры погоню зафиксировали, мужики из соседней деревни, настроены серьезно, изнасилуют девку и кончат, жалко же…

– Тем более! Вмешиваться в местные разборки – только этого нам не хватало…

– Она не местная вроде, говорит, что американка, может, спасем? – почему-то упорствовал русский вояка.

– Не знаю… – засомневался Расмуссен. – Чувствую, проблемы из-за нее будут. Ладно, покажи мне эту “мадам переполох”.

Данила включил монитор, и профессор увидел рыдающую у ворот женщину в порванном, залитом кровью сари. Говорить Абхилаша уже не могла, а только, стоя на коленях, выла от обиды и бессилия.

– Ну вот видишь, – убедившись в своей правоте, сказал профессор, – обычная крестьянка. Нам что, теперь всех угнетенных женщин Востока спасать? Так порвут нас тогда, Данила, несмотря на все твои умения. Бабы и дети – это природное, этого не перешибешь, за них и на смерть идти не страшно. Не идти – страшно… Поэтому давай-ка я, с твоего разрешения, выйду к людям, успокою их, и закончим на этом.

Меньше чем через минуту он уже стоял на возвышении перед уличным экраном, готовый произносить свою успокоительную речь. Но вдруг из динамиков позади профессора раздалось нечто вроде шепота листвы или журчания ручейка. Расмуссен сначала не обратил на это внимания, но, заметив странное выражение на лицах звездных братьев, обернулся и увидел, как замарашка в грязном сари удивительным образом преобразилась в существо, спустившееся к ним откуда-то свыше, из небесных, по всему судя, сфер…