Tobeus

Я выступал по-прежнему в роли рядового, но это был уникальный шанс подняться в армию боевых солдат навсегда, если какой-то офицер тебя посоветует за особенную отвагу, мне нравилась эта перспектива, потому что моя обеспеченность возрастёт в разы, я даже буду получать небольшие деньги, Наталья снова станет радостной, и я навсегда забуду про грабёж гражданских, хотя в общем-то несколько месяцев я уже не занимался этим, ну или чуть меньше. Конечно же каждый раз как мы выезжали в деревни, я испытывал чувство стыда за то, что делаю, так как люди довольно тяжелым, чуть ли не первобытным трудом добывали себе еду, а мы успешно каждый раз что-то отбирали, хотя я понимал, что если не отбирать, то отдавать просто так, по своей воле никто ничего не будет, а питаться нам надо. Правда следом я думал о том, что наша армия медленно, но постоянно растёт, пополняясь теми, кто всласть намародёрствовал на европейской части России, иногда к нам прибивались даже солдаты Европейской Армии, за эти годы подтянув уровень русского языка до высокого и уставшие от раздрая в собственной новой стране.

И наступление случилось, рассказывать тут к сожалению, а может быть к счастью нечего, потому что мы его с треском проиграли, за их армию бились даже простые люди, это было то, чего мы никак не ожидали, а также, в отличие от нас они готовились к нападению ещё до того, как мы его задумали: заминированные дороги, засады, очень развитая разведка. Но наши генералы не сдавались, и отправляли туда людей снова и снова, а я снова и снова выживал, каждый раз мы пробирались всё ближе к городам, хоть за них и сражались гражданские, но они не могут тягаться с профессионалами, к которым я уже мог относить и себя, потому что офицер, его звали Георгий Шляпников, рекомендовал меня к зачислению в боевую армию, это было просто прекрасно, но туда же попал и Сергей, который оказывается не только отправил меня на войну, но с удовольствием пошёл и сам, и мы оказались в том же положении, что и будучи мародёрами, он сержант, а я, соответственно, рядовой.

Воюя и видя почти каждый месяц как погибают мои знакомые, которые на войне особенно быстро становятся друзьями, я до сих пор не знал, как выглядит наш главнокомандующий, генерал Гронский, в кабинетах офицеров не было его фотографий, а сам он руководил действиями наших армий удалённо, в общем-то он и не должен был расхаживать где попало, чтобы мы не него посмотрели.

В одной из подобных вылазок я пропустил первый день рождения сына, Наталья уже открыто ненавидела меня и почти проговаривалась за что: что я могу погибнуть там, а ей не на кого будет опереться, и как она будет жить с ребёнком в этом мире, мне было стыдно и я испытывал вину перед сыном, зная, что только одна пуля может обречь его на нищенскую и голодную жизнь. Даже мне тогда-то было восемь лет, когда я остался без родителей, а ему только-только исполнился год, он только пытается что-то произнести и сейчас беззащитней новорождённого щенка. Но солдат не может выбирать, я конечно мог бы вернуться в мародёры, тогда бы жизнь была бы ненамного сытей, чем если я просто погиб на войне. В этом случае кстати, её будет обеспечивать армия, скудно, но лучше, чем никак. А этому парню, кажется, что нужно много еды, потому что он был очень крупным уже в детстве, я видел других детей его возраста и он был заметно больше, я не понимал, что это за аномалия, потому что мой рост не дотягивает даже до ста восьмидесяти сантиметров, а Наталья ещё ниже, сын же, похоже, решил суммировать наши с ней размеры.

Зима подходила к концу и теперь прошёл очередной бой за Сургут, в котором я сумел схватить солдата-сибиряка, мы их называли сибиряками, со временем и прониклись огромным уважением, потому что они могли просто перейти к нам и жить лучше, но они оставались верны своему генералу или своей земле. Этот солдат был типичным представителем сибирской армии: худой и грязный, с сильно отросшими волосами, которые уже закрывали уши, цвет волос из-за грязи было трудно определить, бедняга служил разведчиком, который из-за сильного ветра не услышал меня, а я уже целился в его спину, ему пришлось только слушаться. Я, после того как привязал его к машине и убедился, что он ничего не сможет мне сделать, заговорил:

— Как тебя зовут? — спросил я.

Он молчал. Тогда я назвал своё имя, оно, кажется, на мгновение его заинтересовало. Я это уловил и стал дальше задавать ему вопросы, прошло может минут пятнадцать, как он ответил:

— Вот же ты сука, ты предал своих, перебежал к этим уродам в Центральную, а теперь ещё и тут русских убиваешь, чего вам мразям дома не сиделось, кончилась вода у вас там, да? Поэтому надо русских уничтожить?

Солдат смотрел на меня наполненными ненавистью глазами, его трясло, и эта дрожь расходилась по вымокшей военной форме. Темно-серая, такая же как была у солдат Мусаева. А этот парень был таким же рядовым, как и я.

— Так вообще-то вы на нас напали, это, во-первых, а во-вторых я никогда не воевал за европейскую армию.