Тобольский узелок

- Нет, помню… Тихо у нас в тот день было. Как на особицу, мало кто заходил. Дня два-три перед этим, надо быть, ГПУ приезжало, вот все и сидели по кельям, как мыши. Ждали, что дальше будет. А в тот день - вот и верно, не забыла - Устинья-странница у меня сидела и таково-то долго рассказывала о святых странствиях своих. Весь день почитай и беседовали, никто не мешал. Мешал бы, так ушла. Это уж я верно говорю, до игуменьи в тот день никто не приходил. Только наши. Препедигна, помню, была, она и последнее дыхание матушки приняла. Зашла к ней с самоварчиком, а вскорости выбежала и кричит: «Матушка преставилась!» Ну а мы…

- А еще кто?

- Ты не торопи. Дай вспомнить. Так-то все, по порядку, я лучше вспомню…

- Мезенцева, Рахиль то есть, не была ли?

- Рахиль не была. Она в ту пору уехала. Накануне приезжала, это верно.

- Как - накануне? - удивился Михеев.

- А вот, скажем, сегодня матушке умереть, а Рахиль вчерась была. В деревню за ней посылали. Она не то мать, не то отца хоронила, ну и жила там неделю ай две… Ну вот, приехала она, провела весь день наедине с матушкой и опять уехала. После уж вернулась, через сколько - не помню. Где вспомнить, старая стала, совсем старая…

- А еще кто?

- Ну, там послушницы заходили, в келье прибрать, постель застлать, посуду вынести - где их всех упомнишь.

- А из мирских?

- Из мирских - нет, не было. Откуда им, не до того в те поры.

- Томилов не был ли, купец?

- Тот день не был. Его-то бы запомнила, хороший мужик, обходительный, бога не забывал. Игуменья его привечала. А в тот день не заходил. Чего не было, того не было.

- А Рахиль знала его?

- Как не знать. С малых лет знала. Еще когда у отца-матери жила. Из-за него, можно сказать, и в обитель ушла.

- То есть?

- Любились они, а Василию отец согласия не давал. Другая у отца на примете была, с приданым хорошим. Василию бы выделиться да взять Марфу-то за себя… Марфой ее в миру звали… А он не посмел отца ослушаться, женился, как было велено. Ну а Марфа в монастырь пошла: родители у нее богомольные, не препятствовали, рады, что дочь христовой невестой станет. Только она долго еще, лет пятнадцать, постриг не принимала, ровно все издала чего-то. Так в послушницах года до двадцатого и ходила. Зато потом сразу благочинной стала - порядки все монастырские хорошо знала, городским подворьем столь времени ведала. По представлению игуменьи архиерей ее и рукоположил сразу же… А после, как разогнали монастырь, у архиерея жила в доме, прислуживала. Потом у Василия Михайловича до поры, пока он не уехал и Дом у него не отняли.

Старуха заметно устала, голова ее клонилась все ниже, сникал голос, срывавшийся на шепот. Увлеченная воспоминаниями, она, как видно, не прочь была бы продолжить разговор, но Михеев решил дать ей покой. Сунув незаметно под подушку сверток, он встал.

- Ну, спасибо, бабушка. Устала небось? Живется-то как?

- Как старой живется… Доживаю вот свой век. Не приберет господь никак. Спасибо Петровне, приютила старость- мою. Сама не в достатке, видишь,- обвела она головой избу,- а бедную старуху приветила, пригрела. Робит день-деньской, а я ей даже обеда сварить не могу, совсем занемогла.

- И не помогает вам никто, не навещает?

- Кому мне помогать? Сытый голодного не разумеет. Да я и не голодная, много ли мне надо. Картовочку пожую, чайком запью - и сыта… А навещать - было дело, навещали… Вот Марфа… Не привыкла я ее Рахилью-то называть, все Марфа да Марфа всю жизнь была, только уж под старость, в двадцатом году Рахилью стала…

- И часто она вас навещала?

- Где часто, однова только и была. Рыбки принесла солоненькой, творожку криночку. Вспомнила, вишь, нашла.

- Когда же она была у вас?

- Да вот, кажись, сразу после того, как я у вас с ней повстречалась.

- Что она вам рассказывала, когда приходила?

- О себе мало что говорила, живу-де у добрых людей, кормят, говорит, поят. Больше все меня спрашивала.

- О чем?

- Как живу, то да се. И об этом спрашивала, чем, дескать, начальники интересовались. Я говорю - о Монастыре. Как жили, как молились, когда его закрыли. А больше ничего не рассказывала. Я ведь помню, слово давала вам не сказывать, о чем разговаривали. А уж слово дала, сполнять надо.

- Ну, доброго здоровья вам, бабушка. Поправляйтесь…

Михеев легонько коснулся ладонью ее пергаментной сморщенной руки.

- Спаси тебя бог, касатик,- проскрипела старуха вслед.

Нет, не пришлось порыбачить Михееву, половить красноперых окуней у крутых берегов Тобола. К удивлению еще даже не успевшего подготовить снасти Андрея Ивановича, он собрался в обратный путь. Но, понимая службу, Андрей Иванович не стал докучать расспросами.

- Нужно - значит, нужно, чего уж там,- сказал он забеспокоившейся Анисье Тихоновне: не остался ли чем недоволен гость.

Саидов же, которому Михеев рассказал о своем визите к Агнии, ликовал!

- Верно говоришь. Это кончик надежный. Надо тянуть его. Хитро ты связал одно с другим, я б, пожалуй, недотумкал. Буду ждать, дорогой, возвращайся скорее. Не взять ли их заранее?