Точка бифуркации

– Не, что-то смутное крутится в голове, но вспомнить не могу. Это из Библии что ли?

Серьезность Профессора меня озадачила. Видно, проблема эта его сильно беспокоила, и я своим вопросом попал в болевую точку.

– Эту легенду придумали древние греки, которые заметили странность происходящего с нами во сне. Есть некая на первый взгляд не очевидная связь нашего сознания с основой, из которой мы вышли. Греки эту основу изобразили в виде Земли – матери Антея, которая каждый раз при соприкосновении с ней давала ему силу. Платон сначала развил, углубил и, наконец, перевернул эту мысль, сделав совершенно революционное предположение, что та часть мира, в которой пребываем мы – есть проекция, отсвет настоящей действительности, которая существует вне нашего сознания. Мы лишь наблюдаем тени на стене, как говорил он, а настоящий мир, мир идей существует где-то в другом месте. Сейчас мы не знаем, где именно, но когда-нибудь, возможно после смерти, мы окончательно переберемся туда, вернее сказать, вернемся обратно. Появляясь на свет, мы как дельфины, заныриваем во враждебную, по сути, среду, задержав дыхание, смотрим по сторонам, ловим рыбу. Это для нас и есть сознательная Жизнь, а идеи находятся вне воды. Все смыслы существуют за чертой сознания, мы приносим их в Жизнь, как воздух в легких. Засыпая, мы выныриваем и глотаем живительный воздух идей, который нам позволяет, проснувшись, нырнуть, чтобы добыть пищу. Удивительный дуализм дельфиньей жизни, на самом деле, поражает: они не могут жить в какой-нибудь одной среде. Как жизнь дельфина проходит в двух средах, так и человек попеременно живет во сне и наяву, подчиняясь ритму своего “дыхания”, не в силах существовать лишь в одной из них. То, что это совершенно разные среды, понятно хотя бы уже из того, что человек не может находиться в сознании и состоянии сна одновременно, как не может и обходиться без них вовсе. Наше сознание отвечает за физическое существование тела, тело за существование сознания. Дышать, чтобы питаться, питаться, чтобы дышать. Жить, чтобы набираться смыслами, обладать смыслами, чтобы долго жить.

– Вот и мы пойдем, попьем чаю, чтобы жить и дышать. Ладно? – я похлопал Профессора по плечу. – Пойдем. А чего ты так разгорячился?

– Ты знаешь, иногда я боюсь один оставаться в этой квартире. Мне кажется, она убьет меня. Ерунда конечно, но временами становится страшно. Я стал плохо спать, – он неуверенно, как-то виновато улыбнулся.

– Вообще я заметил, что твои отношения с этой квартирой до некоторой степени натянуты, – мы прошли на кухню. – Наливай чай, – приказал я, садясь на уже остывший стул.

Я не хотел разбираться во взаимоотношениях Профессора с его новой квартирой. Мне в последнее время стало как-то тоскливо, хотелось поговорить с кем-нибудь, излить душу, а Профессор всегда был хорошим слушателем. Но сегодня, судя по всему, он плохо подходил для этого. Мы совсем недолго сидели еще, поговорили, пообсуждали политику, поругали правительство. Профессор рассказал последние новости про двух наших лучших школьных друзей. У одного родился второй ребенок, другой, казалось счастливый в семейной жизни, развелся. Теперь мы нечасто не то что встречались, по телефону общались редко. Их жены терпеть меня не могли за то, что я вел вольный образ жизни до и после развода со своей мегерой, с которой у них как раз сложились хорошие дружеские отношения. Так случилось, что моя жена влюбилась в работягу из Ставрополья, делавшего нам ремонт в квартире. Наплевав на дочку, меня, она закрутила с ним в открытую роман, а виноватым оказался почему-то я. Тогда все три жены моих школьных друзей заявили, что моя мегера сделала это от несчастной жизни со мной, хотя она первой подала на развод и пыталась отсудить мою квартиру.