Я уходил, когда уже с улицы наползали сумерки. Лариса еще не вернулась с работы, и сын их тоже. Мы стояли в прихожей: я на выходе, а Профессор посередине. Все три двери в комнаты были широко открыты. Невысоко над его головой ярко светила голая лампочка. Она свисала на длинном, змеевидно изогнутом проводе, обильно засиженном мухами. Ее резкий, ничем не прикрытый свет, избелял стены, пол, голову, плечи и нос Профессора. Свет лампы через проемы дверей белыми прямоугольниками ложился на пол всех трех комнат, почти не рассеивая сумерки внутри. Нечеткие очертания предметов, находящихся в глубине, создавали ощущение опасности. Рассеянные отсветы проезжающих где-то внизу по улице машин оживляли их, казалось будто они, затаившись, как кошки переминаются с лапы на лапу, готовясь к прыжку, и ждут, чтобы броситься на Профессора, как только свет лампы, сдерживающий их, погаснет. Все это, вместе с электрическим проводом над головой Профессора, его как бы внезапно поседевшая голова и усы, и в тоже время длинные тени, спускающиеся по его лицу, скрывающие глаза и нижнюю часть лица, произвели на меня самое тягостное впечатление. Он стоял как приговоренный к смерти на эшафоте. Я был почти уверен, что как только я закрою дверь, квартира поглотит его навсегда. Мне показалось, это ему нужна была сегодня помощь, моя помощь, но я, как всегда заполненный до отказа собственными проблемами, этого просто не заметил.
– Так ты чего приходил? – Профессор смотрел на меня своими темными пятнами вместо глаз.
– Так, просто. Зашел поговорить, мудрости набраться. Как ты там сказал: – Набраться смысла, чтобы жить?
– Типа того.
– Ты давай, не унывай, все будет хорошо, – бодро произнес я, а моя рука потянулась к нему, но, как будто потеряв веру в себя, робко остановилась на полпути. Он сделал шаг вперед, освещение поменялось, и я увидел его испуганные глаза. На мое невнятное рукопожатие рука Профессора ответила безвольно, в ней чувствовалась влажность страха.
Я вышел на площадку и закрыл за собой дверь, которая захлопнулась с каким-то злорадным треском. Через несколько секунд неожиданно легко щелкнул входной замок, запиравший дверь, отделяющую квартиру от остального мира.
Встреча вторая
– Ты дома? – машинально спросил я, когда Профессор ответил, подняв трубку своего домашнего телефона.
– Сам-то как думаешь?
– Ладно, не умничай. Через час к тебе заеду.
Я нажал на кнопку с красной телефонной трубкой, бросил мобилу на сиденье рядом и крутанул руль влево, чтобы развернуться. Я даже не ждал, что он скажет в ответ. Если Профессор дома, значит он уже вернулся из своего института и никуда не уйдет, не дождавшись меня.
В последние девять месяцев моя жизнь превратилась в ад. Вернее в ад ее превратила Маринка, моя бывшая жена, сука. Она сначала изменила мне со строителем, который делал нам ремонт в квартире, а потом через суд потребовала раздела имущества. Прошедшее время не притупило боли от нанесенного унижения, и мне было просто необходимо с кем-нибудь поговорить, чтобы просмотрев еще раз, скомкать и затолкать в дальний угол памяти период моей семейной жизни. Профессор со своей философской манерой все препарировать, причем в заданном ключе, как нельзя лучше подходил для этого.
– Здорово! – обняв Профессора, я зашел в квартиру.
– Привет, привет, – Профессор похлопал меня по спине.
Я достал из кармана бутылку хорошего французского коньяка и протянул ему. Он одобрительно посмотрел на нее и, пододвинув ногой мне старые, когда-то замшевые тапочки, пошел на кухню.
– Ты не за рулем, ведь?
– На колесах, но это не важно, – отмахнулся я.
– Смотри, как говорится, тебе жить… – Профессор хмыкнул. – Что же такого произошло, что ты вспомнил старого друга? – крикнул он из кухни, звякая рюмками и тарелками.
– Да… захотелось вот, посидеть, поговорить.
– Не верю! Все рассказывай, а то пока неубедительно получается. У тебя годами не возникает желания поговорить, а тут приехал, да еще и с коньяком.