Точка бифуркации

Просыпаясь утром с бодуна, я смотрел в потолок или на новую, рядом лежащую шмару, и мне становилось нестерпимо жалко себя. Я пытался бороться с потерей, которая ошеломила меня своей неожиданностью и бесповоротностью. Ощущать себя брошенным – это, знаете ли, испытание, которое выдержит не каждый. Если у вас заниженная самооценка, то она с грохотом падает ниже плинтуса, и вы уже, не имея возможности выбраться из трясины ничтожества, осуждены остаток дней влачить жалкое растительное существование. У меня есть пара таких знакомых. Они совершенно ни о чем не могут говорить, кроме как о своих космических достижениях и планах, даже когда выпито по литру водки, на которую у них никогда нет денег. Мне же пришлось пару месяцев  буквально с пола отскребать свое растоптанное эго, хотя моя самооценка последние десять лет не давала поводов к бесплодному самокопанию. В мою психологическую реабилитацию входила терапия следующего содержания: я заставлял себя представлять Маринку в возрасте ста лет. Неимоверным усилием воли она рисовалась маленькой сгорбленной старухой с одним единственным нижним зубом, торчащим из сморщенного рта, с грязным платком на редких седых волосах и белесыми выпученными глазами. “Где-то рядом должна стоять ступа”, – думал я и тут же видел в неверном свете ветхой русской печи посреди темной избы треснувшую ступу с торчащей из нее метлой. Маринка стояла возле печки и бросала в котелок с кипящей водой живых жаб и мухоморы. На почерневшей от времени стене висела старая фотография в облезлой рамке. За стеклом, на котором отражались всполохи огня, беззвучно смеялась молодая Маринка. Через немытое низкое окно виднелся покосившийся, давно некрашеный, местами проржавевший, железный памятник с фотографией Женьки-строителя на эмалированном овале, приклеенном посередине этой железяки. С печки выглядывали ноги в дырявых валенках. Вместе с потрескиванием дров слышался знакомый, что-то негромко бормочущий, голос. В его мелодике и звуках угадывался голос нашей дочери. Вдруг валенки исчезали, и вместо них появлялось молодое, совершенно не изменившееся лицо Женьки-строителя. “Черт”, – с досадой каждый раз произносил я, дойдя до этого места, и еще больше расстраивался.

Придумав в пьяном бреду этот нелепый аутотренинг, я практиковал его ежевечерне, пока не засыпал, сломленный водкой. Такая психотерапия абсолютно не помогала, а только слегка снимала напряжение. Именно что слегка, лишь кратковременно сжимая в сознании объем проблемы. Моя отверженность давила, плющила, не давая поднять головы. В последние годы, из-за потери интереса к Маринке, меня совершенно перестали беспокоить ее проблемы и отношение ко мне. Но я даже не предполагал, насколько сильно меня заденет ее уход. Теперь я корчился на кресте ненужности, на котором, уходя, распяла меня Маринка.

Через два месяца, за которые мне пришлось не только испытать страшные муки уязвленного самолюбия, но и увидеть бездны алчности своей бывшей жены, я немного отошел от шока и смог трезвее взглянуть на ситуацию. Найти силы и бороться помогла Светка, моя помощница и любовница по совместительству. Работа и секс связывали нас последние пять лет. Светка помогала мне с бизнесом, ходила на встречи с клиентами, заполняла красивым почерком бланки поддельных дипломов о высшем, среднем и вообще любом образовании, санкнижки и бланки многих других удостоверяющих бумажек, в принципе ненужных, но необходимых для существования в нашей стране. Этот гуманный бизнес заключался в честном обмене корочек на денежные знаки граждан. Получение диплома отнимает несколько лет драгоценной жизни. Учась в каком-нибудь говновузе, люди впустую растрачивают свою жизнь, а я экономлю их драгоценное время.

Бизнес я основал практически сразу по выходу из Крестов, куда меня закрыли по обвинению в бандитизме.