Точка бифуркации

Корф выложил на стол чёрную коробочку диктофона.

- Получено только что, я распорядился послать за ней «блимп» из Охты. К сожалению, качество оставляет желать лучшего, да и запись прерывается на середине. Надеюсь, доктор Каретников расскажет больше, а пока – вот это…

Он нажал кнопку, динамик зашипел. Я приподнялся на стуле – словно от этого звуки, доносящиеся из поюзанного почти до полной убитости гаджета, стали бы хоть немного разборчивее.

- Юлий Алексеевич, что случилось?

- Видимо, неверно выставленные настройки «тенту…» Кхе… простите, друг мой в горле першит…

- Вот, выпейте, Юлий Алексеевич.

Стеклянная кромка стакана зацокала о зубы, раздались звуки торопливых глотков.

- Спасибо, так гораздо лучше… так о чём бишь я?..

- О настройках «тентуры», Юлий Алексеевич…

- Ах да, конечно. Грубо говоря, лучи соединились не с теми отверстиями, в которых хранится записанная на микрокристаллической основе информация. В результате червоточина была установлена с эти адским пеклом, а не с тем миром, куда отправился Стрейкер.

Пауза

- А может, и он попал прямиком туда?..

…и тоже сгорел вместе с похищенной девушкой? Это вы хотите сказать?

- Вы исключаете такую возможность, Юлий Алексеевич?

Снова кашель, потом стук стекла и торопливые глотки.

- Я, к сожалению, ничего не могу исключить, но вероятность этого крайне мала. Пластины «тентуры» я выставил после кропотливого изучения экземпляра, расколотого пулями, а так же сопоставил их с записями Виктора. К сожалению, они фрагментарны и не дают полного представления. А значит – я мог ошиби…

Треск, стук, шипение, заглушившее слова дяди Юли, и запись прервалась.

- В приложенной записке Каретников сообщает, что господину Лерху внезапно стало плохо. Он бросился делать укол – и уронил диктофон.

В кабинете повисло молчание. Надолго.

- Я бы хотел знать ваше мнение, Олег Иванович. – снова заговорил Корф. - Теперь, когда вам известны детали – полагаете ли вы, что мы должны отказаться от спасательной экспедиции?

Я не поверил своим ушам. А когда поверил – едва удержался, чтобы не заорать, не вскочить со стола и не запустить прямо в холёную физиономию барона его знаменитой химической зажигательницей. Отказаться – спасать Вареньку? Она ведь жива, не сгорела в той огненной преисподней -не зря же дядя Юля говорил, что это невероятно! Но Корф, умница, благородством не уступающий Атосу или великолепному пану Подбейпятке из старого польского сериала «Огнём и мечом» - как он может хотя бы помышлять о подобном?

- Я бы не был столь категоричен, барон. – отец покачал головой. Некоторая надежда у нас остаётся. Помните, что говорил МакГрегор о материалах, которые по его приказу положили в сейф в Тулузе? Он упомянул о каких-то записях, которые сделал Виктор накануне решающего эксперимента – того самого, что был прерван вмешательством Стрейкера.

Барон недоумённо нахмурился.

- И что это нам даёт?

- Насколько я смог понять, Виктор неплохо представлял себе механизм действия пластины-«тентуры». Не исключено, что готовясь к опыту, он каким-то образом зафиксировал её исходное положение. Если это так…

- …то мы сможем, пользуясь этими записями, его воспроизвести!- барон звучно хлопнул себя по лбу. – Как говорил один ваш киногерой – «элементарно, Ватсон!» И как мы раньше от этом не подумали? Сейчас же приглашу сюда Якова Моисеевича, и будем разрабатывать операцию по изъятию материалов из банковского сейфа…

Барон хлопнул ладонью по кнопке звонка, вызывающего адъютанта, отец откинулся на спинку стула с видом полнейшего удовлетворения на физиономии – нечасто всё же удаётся вот так утереть нос руководителю всезнающему руководителю Д.О.П.а! Что до меня – то ледяная хватка, стиснувшая нечто, пульсирующее у меня в груди, немного ослабла, подразжала свои когти. Я представил себе барона, сидящего в своём державном кабинете и наслаждающегося бессмертным сериалом с Ливановым – и едва не рассмеялся.

Нет, рано ещё впадать в отчаяние!.. 

VI

Из дневника мичмана

Ивана Семёнова.

«… известие о Шлиссельбургской катастрофе, и в особенности, её жуткие подробности, вроде описаний обгоревшей плоти и полопавшихся от жара глаз жертв, подействовала на попаданцев по-разному, но на всех – угнетающе. Нет, конечно, переживали и другие – те, кто стал нам за эти три года почти родными. Яша, Николка, Марина, Корф… их было много, и все приняли трагедию близко к сердцу. И всё же - был первые из нас, нашедшие в этом мире свою кончину (террористы из группы Войтюка и те, кого он втянул в свою деятельность, не в счёт), так что настроение у всех было самое, что ни на есть, подавленное.