Точка Бифуркации IX (СИ)

Тусклый свет, льющийся из высоких арочных окон, едва касался поверхности блестящего паркета. Помещение, величественно раскинувшееся вокруг, словно дышало старинной роскошью. Вычурная лепнина, украшавшая стены, была столь замысловатой, что казалось, её мог создать лишь гений, тонко чувствующий гармонию линий и форм. Высокие потолки с золотистыми орнаментами и алыми фресками, изображающими сцены мифических сражений, подчёркивали возвышенность и статус хозяев. Здесь не было ничего случайного; всё говорило о силе, власти и многовековом величии царствующей династии.

В центре комнаты, освещённой тёплым светом хрустальной люстры, стоял длинный массивный стол из тёмного дерева, украшенный резными ножками и сложной инкрустацией. Казалось, этот стол знал больше, чем любой исторический архив; за ним принимались судьбоносные решения, о которых ведали лишь окружающие его стены. Мебель вокруг гармонировала с обстановкой: изящные кресла с высокими спинками, обитые плотной тканью со старинным узором, стояли аккуратно вдоль стен. Тёмные бархатные шторы глубокого бордового цвета были раздвинуты, пропуская в помещение серый свет — небо над столицей хмурилось ещё с вечера.

Я сидел с одной стороны стола, а напротив меня, ровно и отстранённо, сидела княжна Пожарская — Инна Геннадьевна. Строгий взгляд, прямой пробор в волосах, тщательная укладка — её безукоризненный облик внушал уважение, пусть и не сопровождаясь при этом и тенью симпатии. Её отец, князь Пожарский, ещё несколько дней назад отправил жену в одну из своих дальних резиденций, а свою дочь — в родовое поместье, подальше от событий, которые разразились в его имении. Иными словами, боевые действия, во время которых мы старательно старались нанести поражение роду Пожарских днём ранее, её напрямую не коснулись, и то, что она сейчас сидела здесь живая и невредимая, не только не вызывало у меня удивления, но и являлось частью нашего плана. С её отцом договариваться было бы однозначно сложнее.

С момента, как нас усадили друг напротив друга, тишина, казалось, окутала весь зал. Ни я, ни она не торопились её нарушить. Лицо княжны оставалось бесстрастным, но невооружённым взглядом можно было заметить — то ли в её усталом взгляде, то ли в строгой линии губ — явную подавленность, разочарование, и, быть может, даже неуверенность. Кризис, захлестнувший её семью, накладывал отпечаток, скрыть который до конца она не смогла. Но всё же она держалась, стараясь не выдать себя, и это благородное, почти непроницаемое спокойствие безусловно демонстрировало её внутреннюю силу.

Однако время шло, и заметив, что император к нам отнюдь не торопится, я наконец решился нарушить эту тягостную паузу.

— Если я верно понимаю ситуацию, Его Императорское Величество намеренно задерживается, чтобы мы могли обсудить кое-какие вещи наедине, — спокойно заметил я, оглядев сидевшую напротив женщину.

Слово «наедине», конечно, звучало здесь символически. Комната наверняка была обвешана прослушивающей аппаратурой, но мне скрывать было решительно нечего. Сидеть же дальше в молчании в какой-то момент просто надоело.

— Я ни о чём не желаю с вами говорить, — резко ответила княжна, повернувшись в мою сторону и одарив таким холодом в глазах, что всё было понятно и без слов.

— Ваше право, — только лишь оставалось согласиться мне. — Но в конечном счёте, так или иначе придётся. Ведь вы прекрасно понимаете, для чего нас сюда вызвали и что нам предстоит.

Мои слова она демонстративно проигнорировала, устремив взгляд в сторону пустого кресла во главе стола. В комнате вновь повисла ещё более давящая тишина. Но меня в этот момент совершенно не раздражало её пренебрежение, напротив, было бы удивительно, если бы княжна вдруг легко и непринуждённо пошла на контакт. Все присутствующие прекрасно понимали, что оказались здесь не ради примирения, а ради финального акта, где каждый должен будет сыграть свою роль.

Прошло ещё десяток минут, прежде чем двери наконец открылись и в зал вошёл император в сопровождении своего сына. Я и Инна Геннадьевна поднялись с мест и поприветствовали Романовых.

Монарх, внешне сосредоточенный и непреклонный, занял своё место во главе стола. Весь его серьёзный и скупой на эмоции внешний вид отражал человека, которому уже давно надоела эта бесконечная борьба за влияние и взаимные угрозы, исходящие из враждующих кланов. Его усталый взгляд чуть задержался на мне, а затем на княжне, и я прочёл в нём следы разочарования. Но я во все эти напускные эмоции отнюдь не верил — Владимир Анатольевич был тем ещё игроком…

Принц, сидевший рядом с отцом, сохранял абсолютно нейтральное выражение лица, его взгляд скользил по комнате, словно он мысленно находился где-то в стороне.

Император откинулся на спинку кресла, сложил руки на столе и низким спокойным голосом начал свою речь: