Точка невозвращения

Незнакомец уперся в Кондратьева как в стену, какое-то время приходил в себя, соображал, что же произошло, после чего в его взгляде появилась некая толика осмысленности. Стало возможным расспросить очевидца на предмет произошедших здесь событий. Однако все попытки установить с незнакомцем сколько-нибудь конструктивный диалог практически ни к чему не привели.

— Послушай, ты меня понимаешь? — в двухсотый, наверное, раз повторил свой вопрос Кондратьев.

В ответ возможный очевидец таинственных событий лишь нечленораздельно мычал, и хлопал глазами.

— Что ты видел? — в который уже раз повторялся Михаил. — Ты помнишь, что здесь произошло? Можешь нам об этом рассказать?

— Мы друзья, мы поможем, — вторил ему Григорий, не особо, впрочем, надеясь на удачу.

Незнакомец глупо таращился на вооруженную до зубов парочку, губы его кривились. Он явно старался что-то выговорить, но у него ничего не получалось.

— И какой от него прок? Что те сидят, спят, что этот, хоть и ходит, но не говорит.

— Мне кажется, у него фрустировано сознание.

— Это как?

— Опять же, я основываюсь на собственном опыте, точнее даже не на опыте, а на ощущениях собственных возможностей. При желании я бы смог нанести индивидууму и даже группе лиц ментально-психическую травму. Если степень повреждений будет велика, сознание фрустируется.

— И что это значит?

Мезенцев кивнул в сторону незнакомца:

— Это значит, что он овощ, больше не человек в привычном нам понимании.

— Лоботомия на нем тоже не пройдет?

Этим термином Кондратьев называл принудительное проникновение в сознание индивида ментальными щупальцами Григория. До сих пор таким экзотическим способом Мезенцеву так и не удалось ничего разузнать. Трупы, как известно, не говорят и не мыслят, а те немногочисленные условно живые люди, находящиеся то ли во сне, то ли в трансовом состоянии, словно бы не имели сознания. Григорий много раз пытался установить с ними ментальную связь, и каждый раз это ни к чему не приводило.

— Можно попробовать, — с изрядной долей скепсиса произнес молодой человек, — но я не уверен.

— Постарайся. Пока этот экземпляр — самый что ни на есть лучший наш свидетель. Другого не предвидеться, и нам нужно будет работать с тем, что есть.

— Кто, — машинально поправил товарища Мезенцев.

— Что, кто?

— Я говорю, работать с тем, кто есть.

— А, — многозначительно улыбнулся Кондратьев, — ну да, ну да.

Григорий сосредоточился, закрыл глаза, настроился на ментальный контакт со странным человеком. Странные люди находиись здесь повсюду. Впору хоть обычных было считать странными, а всех ненормальных нормальными. Судите сами: вокруг непонятного происхождения труппы, несколько людей, находящихся в коматозном состоянии и вот этот экземпляр, нормальностью явно не блещущий. Кроме того, они оба, что Мезенцев, что Кондратьев, нормальными людьми тоже не являлись. Что и говорить, место, где черное стало белым, а сладкое — горьким. Аномалия, одним словом.

Ментальный контакт ожидаемо давался с большим трудом. А если совсем откровенно, то никак. Опять у Мезенцева сложилось впечатление, что этот человек, как и прочие до него, не имел сознания, точнее имел, но подключиться к нему было невозможно по причине его (сознания) полного нефункционирования. Разница между этим субъектом и теми, что находились в трансе, была минимальна. Один ходил, повинуясь неведомым инстинктам, другие спали. И все-таки он ходил, все-таки между коматозниками были различия, ведь сумел же он отреагировать на появление Кондратьева. Может быть, стоит на этом сыграть?

Григорий начала потихоньку воздействовать на сигнальную систему чужого организма, причем делал это нарочито грубо и неаккуратно. Поначалу казалось, что это так же не принесет ему никаких положительных результатов, но тут вдруг свидетель, наконец, выдавил из себя что-то членораздельное.

— Го… голубое… тум… туман… — промычал он, глядя куда-то в пустоту.

— Что? — насторожился Кондратьев. — Что ты сказал? Голубой туман? Ты видел голубой туман?

— Гол… голубой… туман… све… свет… тум…туман.

— Свет? Туман светился? Голубым светом? Когда ты его видел? Где?

Незнакомец смотрел немигающим взором, и, казалось, не обращал никакого внимания на ребят.

— Свет… ж… жжет… туман…

— Свет причинял тебе боль?

— Бред какой-то, — вставил свое слово Мезенцев. — Похоже, он основательно тронулся умом.

— Нет, не похоже, — ответил ему Михаил, после чего вновь обратился к свидетелю. — Ты заешь, где находился это свет, где был туман? Ты можешь нам показать то место?

— Свет… бо…боль… н-не н-надо бо…боли… свет… жжет…

— Молодец, психолог, идешь в верном направлении, — усмехнулся Мезенцев.

— Не бойся боли, — продолжил Кондратьев уговоры свидетеля, не обратив внимание на тонкие подколы товарища. — Ты не пойдешь туда, мы сами пойдем и проверим этот свет. И накажем тех, кто причинил тебе боль.

Еле заметная судорога прошла по мышцам незнакомца. Григорию показалось, что тот успел махнуть головой из стороны в сторону, словно изобразив отрицание.

— Ты поможешь нам? — не успокаивался Михаил.

— Свет… о-очень… бо…больно. Т-там… т-там…