Точка невозвращения

Некоторое время Кондратьев переваривал услышанное. Не то чтобы идея Мезенцева его удивила, но озадачила исправно. Как человек, в течение своей жизни привыкший решать конфликтные ситуации с позиции силы, Михаил слабо представлял себе противника, да и вообще процесс, привлекший к пси-катаклизму, и уж тем более он практически не знал, что делать с врагом, обладающим таким необычным потенциалом. Кондратьев был глубоко убежден, что нет непобедимых врагов, что подобрать ключ возможно к любому противнику, самое главное, хватило бы на это времени.

— Пси-взрыв — это круто… Еще бы знать, что его повлекло… Ты часом не в курсе?

— Откуда ж мне знать, — пожал плечами Григорий. — Мне и самому не терпится узнать, кто и зачем устроил здесь весь этот беспорядок.

Михаил криво усмехнулся.

— Как думаешь, — сказал он, — этот самый пси-фон может восстановиться, стать опять тихим?

— Теоретически, думаю да, хотя это мое мнение. Я ж говорю, что ни разу не экспериментатор, и совсем не подкован в подобных вопросах.

— Хорошо, тогда сделай предположение, что же здесь могло так шарахнуть?

Мезенцев развел руками:

— Я почем знаю…

— Слушай, а я вообще не в курсе всей этой паранормальной чепухи. Ты хотя бы телепатией владеешь, экстрасенсорикой там всякой и прочим набором ненормальных человеческих качеств, так сделай хотя бы предположение. Не может быть, чтобы в твоей голове не возникла пара замечательных идей.

Мезенцев грустно вздохнул.

— Бредовые принимаются?

— Ну а как же, — расплылся в довольной улыбке Кондратьев. — Только такие и в оборот берем.

— Лады, но предупреждаю, версии, которая однозначно бы лидировала среди всех остальных, у меня нет.

— Давай какие есть.

— Хорошо. В общем, если где-то поблизости рвануло нечто, приведшее пси-фон в такое штормовое состояние, нужно однозначно отыскать это место. Я, честно признаюсь, не представляю, что такое вообще пси-поле и с чем его едят. Говорю же, у меня нет теоретической базы, все, что я умею, это использовать заложенный во мне кем-то потенциал. Если бы я больше знал об окружающем меня мире, было бы проще понять, где искать, а так…

— Ближе к делу.

— Да, конечно. Итак, если рассматривать тот факт, что пси-поле существует всегда, а не появляется под воздействием неведомых катаклизмов, то можно предположить некую катастрофу, я склоняюсь к техногенному ее характеру, в результате которой поле было чрезвычайно сильно возмущено. Ближайший аналог — камень, брошенный в пруд при полном затишье воды. Ураган, цунами на море и все в этом духе. Смысл понятен?

— Да, я не тупой. Гладь воды — суть пси-поле. Ее что-то поколебало и вместо ровного гладкого зеркала воды, то есть его пси-аналога, мы получили обилие волн. Принцип понятен, не ясно лишь, почему ты склонен считать такую катастрофу техногенной, а не естественного происхождения?

Мезенцев скорчил такую рожу, будто его спросили очевиднейшие вещи.

— Вообще-то, это проистекает из элементарной логики. Природные катастрофы куда менее разнообразны, чем техногенные. Только человек постоянно что-то изобретает, проводит эксперименты во всех областях науки, пытается познать, понять окружающий его мир. На пути познания строятся теории, которые обязаны подкрепляться практическими исследованиями. Наука, как ты понимаешь, многогранна, и экспериментов в ней можно провести невообразимое количество, так что шансов создать некое чудо-юдо, которое в итоге бахнет и всколыхнет пси-фон, у человека больше, нежели у природы.

Кондратьев вынужден был признать правоту друга и поругать себя за то, что сам не додумался до такого очевидного ответа.

— Хорошо, с этим все понятно, ну а вторая твоя версия какова?

— Со второй сложнее, — погрустнел Мезенцев. — Дело в том, что если пси-поле в природе не существует, то в результате некоторого происшествия, это поле появилось, причем сразу во взбаламученном состоянии.

— Под некоторым происшествием ты, очевидно, понимаешь всю ту же техногенную катастрофу?

— Скорее всего, да…, однако, сложность здесь не в этом. В конце концов, мало ли что там могли наизобретать высокоинтеллектуальные мозги в белых халатах. Проблема в том, что в этом случае нечто, приведшее к катастрофе, куда опасней того, что могло к ней привести в пером варианте.

— С чего ты взял?

— Рассуждаю логически, хотя здесь логика, признаться, сложнее и не столь очевидна как в первом случае. Если в первом варианте нечто вызвало столь мощные колебания пси-поля, то во втором, это нечто, то есть другое нечто, создало поле на пустом месте. Понимаешь разницу? Испоганить что-то куда проще, чем создать заново, с нуля. Это совсем другой порядок возможностей.

Михаил опять завис, обдумывая и анализируя услышанное. Мезенцев, даже не пытаясь его читать, понял, что старшему товарищу далеко не все ясно из сказанного.

— Вопросы? — деликатно поинтересовался Григорий, чувствуя, что таковых у Кондратьева имеется множество.

Как выяснилось секундой спустя, он оказался прав. Не то чтобы Михаила прорвало, но он честно пытался разобраться в проблеме, поэтому спрашивал и спрашивал.