Точка невозврата

— На зоне тост такой был, не у блатных, а у мужиков: «Правда будет!» Только, наверное, будет та правда уже на том свете. А так хочется на этом! И не обязательно для себя. Просто чтобы правду эту увидеть. Хоть одним глазком. Вот присушила бы ты лейтенанта какого, чтобы не отстой свой сливать где думал, а дышать без тебя не смог. Ни сидеть, ни лежать, ни ходить, ни стоять — только о тебе целый день, а заснет — и там ты. Девки это могут.

— Что ты говоришь такое, дядя Кеша? Это как присушила? Это к ворожке, что ли? — спросила я, а сама подумала: «А Наташка-то наша Диму Шишкина, часом, не присушила ли?»

— Ворожки это и делают, — сказал дядя Кеша, чему-то криво усмехнувшись. — Страшные привороты есть. И сильные. Очень страшные. Только в конце дороги той — плаха с топорами. И буквы над плахой «Добро пожаловать в ад!».

Дядя Кеша посмотрел на меня пристально так и сказал:

— Чего я тебе это говорю? А некому мне больше это сказать. Не дал Бог мне того, кому сказать. Вот тебе и говорю. Ты умная, хоть и баба. Ты поймешь. Запомни, что я сейчас сказал, Люся. С приворотами не шути.

— А вот Ирка Фигура, официантка в «Садко», сказала, что нужно венец безбрачия снимать. Это что? Можно?

— Точно не знаю. Что-то сомневаюсь. А ты что, собралась?

— Да вот, не знаю.

— Пойди в нашу церковь, расспроси. Лучше у батюшки спроси, что я могу знать?

— Я, может, и уеду теперь… Только придется потерпеть.

— Терпи, терпи… За это иногда вознаграждение бывает. Говорят, на том свете — точно. Но иногда и на этом случается.

— Дядя Кеша, — сказала я. — А давай я и тебе одну вещь скажу, а?

— Ну давай, гони.

— Скажу, только не ругай. Видишь тетку мою? А чего б тебе не жениться на ней, а?

— Может, у тебя шутки такие, не знаю. Но отвечу. Женитьба — дело молодое. Когда кровь играет, когда жизнь устроена просто. А потрет она тебя, повертит в своих ручках шершавых туда-сюда, и поймешь однажды, что в колоде твоей одни шестерки да семерки остались. Доковыляю один уже как-нибудь. Хотя тяжело без марьяны[27], да. Мысли интересные в голову приходят, да.

— Что за мысли? Колись, дядя Кеша, а то ты все про меня, да про меня, — улыбнулась я.

— Ну, если хочешь… Мысли такие. Вот почему тот фраерок ушастый, который каждую неделю женщину меняет, у всех в почете, а женщина, которая с разными мужчинами, ну понимаешь, дела имеет, то она шалава, потаскуха и шлюха? Никогда не задумывалась? Сейчас скажу, слушай. Потому что ключ, который открывает все замки — очень хороший ключ. А замок, который открывается любым ключом — совсем плохой замок, никому не нужен такой дрянной замок.

— Выходит, опять про меня? Плохой у меня замок, да? Недорогой такой замочек, ширпотреб. Ох, дядя Кеша, без ножа меня режешь!

Запал мне в душу тот разговор с дядей Кешей. И про отстой, и про замок, который открывается любым ключом. Много уже чего запало в ту душу, аж хлюпает при ходьбе. Надо почитать что-нибудь. Только чтобы старинного и гениального. Может, полегчает. После работы я пошла в городскую библиотеку. По-моему, я там появилась одна за последний месяц.

— «Гамлет» есть у вас почитать? — спросила я просто так.

Старушка-библиотекарша уставилась на меня, даже, кажется, глаза протерла. Хотела что-то спросить, потом передумала и принесла книгу «Уильям Шекспир, пьесы».

Взяла я Уильяма, принесла домой, перед сном начала читать «Гамлет, принц датский», чтобы разговор тот мерзкий с дядей Кешей перебить.

Елки-палки! Как люди жили… Как думали, как говорили. Быть или не быть? Что благородней духом? А, Люсьен, что благородней, как думаешь? Не знаешь? А надо знать! Шутки кончились. Знай, что благородней ополчиться на море смут! И смести их противоборством! Или ходи с дерьмом в душе и слушай, как оно хлюпает при ходьбе.

Я аж всплакнула в подушку. А тут свет пропал. Такое у нас часто бывает. А тетя Маша на ночной. Я зажгла свечку, поставила у кровати и стала дальше читать. Тени от свечи по потолку колышатся, страшновато аж. И тут я натыкаюсь: «Так трусами нас делают раздумья…». Опять про меня, господи. «И так решимости природный цвет хиреет под напором мысли бледной». В точку бьет умница Уияльм! «И начинанья, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия!» Теряют имя действия… Аж мурашки побежали по спине и озноб пробил. И глаза на мокром месте, хорошо, что не видит никто. Кто ж такой переводчик хороший? Какой-то Лозинский. Не отдам эту книгу в библиотеку! Пойду другую какую-нибудь в книжном магазине куплю, а эту не отдам. Моя будет…

Так трусами нас делают раздумья… Все, завтра начинаем реализацию плана.

Первый пункт несложный, разговор с Коляном. Грустно, девушки, но это мы уже проходили, поэтому я знаю, что будет дальше. Тогда, в первый раз, несколько лет назад, это было не грустно, а просто умереть хотелось. Разрывало мою душу так, что аж через край било. С тех пор все затянулось, корочкой покрылось, где-то в закоулках души попряталось. Вот не в голове, а именно в груди. Могу место показать, где свалено все это. Но придется опять говорить. Сейчас, похоже, в последний раз.