Точка невозврата

Антон задумался, подняв глаза в потолок, словно прокручивая на нем невидимую пленку воспоминаний.

– Там почти все побывали. Даже очередь выстроилась. Вон тот блондинчик был, и вот этот, и этот, – медленно оглядывая зал, он указывал на пассажиров.

– Не тыкай пальцем хотя бы, – Жанна схватила его за руку. – Ты сейчас всех перепугаешь.

– С чего бы? А… боишься, преступник допрет, что мы его вычислили?

Она скорчила гримасу. Все бы ему хохмить!

– Ну а что-нибудь показалось странным или необычным?

Антон задумался.

– Там ссора какая-то была, – подала голос Майя. Они дружно повернулись в ее сторону. – Парень этот, который умер, – она трагично вздохнула, – такой злой был, ужас. В смысле, шутки у него такие… нехорошие, одним словом. Он сидел на последнем ряду и каждому, кто мимо проходил, что-то говорил. Не помню, что-то связанное с хоккеем. Я не слишком разбираюсь. Ну, мол, неудачники, снова облажаетесь завтра и все такое.

– А ссора?

Майя хлопнула глазами.

– Ну вот это и ссора. Они же ему отвечали, тоже что-то злое. И так… шумно было.

– Почему я такого не помню? – нахмурился Антон.

– А ты в салоне был. Это же не два часа было, минут пять. Потом все стихло.

Они переглянулись. Антон почесал то, что называлось бородкой.

– Вообще-то помню. Вышел в салон по вызову, кому-то понадобился плед. Когда шел назад, возле туалета было спокойно. Стояли трое. Борисов этот вел себя тихо. А… рядом с ним девушка сидела. Болтали они.

– Кто?

– Ой, ну эта, блондиночка.

– Просто болтали?

– Да вроде.

– А коробка с обедом была, не помнишь?

Антон задумался. Жанна тоже. Ну, она тогда еще наливала Борисову кофе. Алена отказалась. И коробка стояла, да.

– Вроде да, – Антон не был точно уверен.

Жанна кивнула. Она и сама сомневалась. Память могла создать фантомные воспоминания о том, чего не было. Но если коробка стояла, это могло многое объяснить.

* * *

Очередной опрашиваемый завел привычную песню: ничего не видел, не помню, не уверен. То ли правда не видел, не знает, то ли просто боится кого-то из своих подставить. Хорхин почесал вспотевший под фуражкой лоб, скинул головной убор, бросил на скамейку рядом. В зал вошел сотрудник с пакетом в руках, следом симпатичная стюардесса, сопровождавшая его в самолет за пластиковыми чашками. Против воли Хорхин вздохнул. Чем-то она напоминала его жену, ту, двадцатилетней давности. Не худышка, как эти нынешние, но и не полная. Грудь наливная, бедра распирают узкую юбочку, ноги с рельефными играми. Мечта, а не женщина. Любочка Хорхина тоже такая была сочненькая. Хорхин еще раз вздохнул. Теперь жену двумя руками не обнимешь. Раздобрела, сидя на его хорхинской-то шее. В который раз мелькнула мысль о разводе. Мелькнула и трусливо спряталась обратно. Нет, развод не вариант. Слишком долго они вместе, слишком много знают друг о друге такого, чего знать не положено. И это знание крепче любых уз Гименея держало их вместе, зацементировав их статус-кво на веки вечные.

Хорхин поднялся, сделал знак сотруднику отнести поклажу в комнату, где он проводил допрос первый раз и где теперь лежало тело мертвой женщины в ожидании спецмашины. Первая уже везла в морг труп хоккеиста.

Пакет с чашками лежал на столе, и следователь задумчиво разглядывал их через прозрачную пленку. Решение отнести чашки сюда было скорее спонтанным. Незачем светить улики. Сомнительные улики, конечно. Стюардесса эта, Жанна, много чего ему интересного напела. Можно было бы и отмахнуться. К тому же преступник вот он – в наручниках сидит под охраной двоих полицейских. Чуток поднажать, и расколется.

Дверь отворилась, вошел криминалист.

– Как тут? – задал он ненужный вопрос. Но Хорхин привык. Они работали вместе не первый год, и болтливость Валентина Семеновича не раздражала. – Скоро конец-то? Или что… опять чуйка?

Хорхин еле заметно улыбнулся. Про его чуйку слагали легенды. Отчасти ставшие уже местным фольклором. Но Хорхин не возражал. Пусть. Тем более что чуйка у него и правда была. Может, не такая фантастическая, но у других и такой не имелось.

Чуйка складывалась из вполне земных реалий. Ничего сверхъестественного. Ставь себя на место преступника, думай, как он, изворачивайся, соображай, как избежать наказания. Хорхин часто занимался этаким ментальным моделированием: продумывал свое идеальное преступление. Как бы он убил кого-нибудь и как бы замел следы. И почти всегда выходило, что никак. Всегда есть зацепки, потянув за которые тебя вытащат на свет божий за ушко и на солнышко. Только вот тянуть, как правило, было некому. Всегда находился кто-то поближе и поудобнее для следствия. Вот как этот врач. Мотив есть, возможности – определенно. Свидетелей одних только больше двадцати. Но… Хорхин никуда не торопился. Еще не вечер. Любимая поговорка. Его за глаза так и звали – Еще Не Вечер. Знал он это от одного из своих информаторов. Знал и даже немного гордился.

Валентин Семенович кашлянул и тем вывел Хорхина из глубин рассуждений.

– Валентин, сравни-ка мне эти образцы с теми, что у нас есть. Похоже, кто-то решил поводить меня за нос. Нас. Но мы же с тобой не первоклашки?