"Виляет Плеханов!" - отметил про себя Владимир Ильич и продолжал излагать замечания: программа походит на учебник, она непригодна для партии российского пролетариата потому, что уклоняется от конкретных обвинений русского капитализма, и потому, что в ней нет объявления войны русскому капитализму.
Мартов, отпивая глоток за глотком пиво из кружки Жоржа, иногда хрипловато поддакивал Ленину, но больше молчал. Он не сомневался в том, что, если будет забракован проект Плеханова, тогда пойдет речь о другом авторе.
Когда Владимир Ильич изложил все свои замечания, Георгий Валентинович встал и решительными жестами удержал от реплик Аксельрода и Засулич.
- Мне преподан урок политической грамоты, - сказал он, сложив руки на груди. - И дискутировать о моем новом проекте сейчас я считаю бессмысленным.
- Я это предвидел, - сказал Аксельрод, вороша волосы. - Невольно напрашивается предложение передать его на усмотрение Заграничной Лиги социал-демократов.
Плеханов промолчал. Ленин возразил, рассекая воздух ребром ладони:
- "Искра" общепартийный орган, и программа должна быть порождена ею. И никем другим.
- Но что же делать, если неблагополучные роды затягиваются, - развел руками Плеханов.
Мартов, отодвинув вторую опорожненную кружку, ерзал на стуле:
"Я же предвидел, как любит говорить Аксельрод, что так пойдет... Если теперь программу напишет Фрей, встанет на дыбы Жорж. Он и без того в последние месяцы в каждом письме поучал Фрея: "Смягчите статью об аннибалах либерализма. Либерализм не надо гладить против шерсти. Это большая ошибка!" Может, и прав был. По проекту Фрея тоже не упустит случая... Вот тут-то и понадобится третий автор..."
Решили срочно запросить мнение Потресова. Но Плеханов, опасаясь, что при этом голоса могут разделиться поровну, сказал, что он уже сейчас хотел бы знать, кто согласен вотировать его проект.
Аксельрод потер виски:
- Извините, друзья, но у меня разламывается голова. Я больше не могу ни секунды... Должен прогуляться, подышать свежим воздухом...
Голосовали без него. Как и следовало ожидать, голоса разделились пополам.
- Остается единственное, - снова вскочила Вера Ивановна, - создать комиссию, которая могла бы взять лучшие и бесспорные пункты из проекта Георгия Валентиновича. В комиссию предлагаю Мартова...
- Вас, - подсказал Плеханов.
- Могу и я принять участие, - охотно согласилась она. - И в качестве нейтрального и совершенно беспристрастного человека предлагаю Дана*.
_______________
* Будущий меньшевик.
- Зачем же Дана?! - возмутился Ленин. - Нужно все делать самим. И не выносить сора из избы в угоду нашей, полагаю, временной недоговоренности.
Но неожиданно для него Мартов крикливо поддержал Засулич.
- В таком случае, - Ленин встал и, распахнув пиджак, упер кулаки в бока, - я незамедлительно сяду за письменный стол.
- Пожалуйста! - Плеханов, сверкнув глазами, опять поджал руки. - Это даже облегчит работу комиссии. Она может и у вас взять что-то приемлемое.
- На усмотрение Дана? Ну, нет. Я представлю свой проект, - твердо чеканил Владимир Ильич, подкрепляя слова энергичными жестами, - на усмотрение всех соредакторов "Искры". Только так.
- Узнаю вашу жесткость, - заметил Плеханов, подушечками пальцев погладил ершистые кустики седеющих бровей. - Могу согласиться: для начала рассмотрим сами. А там будет видно.
- Дьявольски тяжелое было заседание! Архитяжелое! - говорил Владимир Ильич, быстро шагая по комнате. - Не ждал такого. Размолвки с Плехановым, сама видишь, превращаются в принципиальные расхождения. А мне этого не хотелось бы. Сейчас нам более всего необходимо твердое единство.
- Успокойся, Володя. Это же не разрыв, - мягко и ласково говорила Надежда. - И вот увидишь, все наладится. Напишешь свой проект. Прочтут. Может, еще раз соберетесь. Обсудите мирно.
- Едва ли. Я в принципиальных вопросах не уступлю. А он?.. Сама видела, как дуется. Посмели не посчитаться с каждым его словом!.. И это бы еще куда ни шло, можно бы терпеть. А вот его зигзаги, его виляния, его заступничество за либералишек!.. Не ждал.
Опасаясь, что на мужа опять навалится бессонница, Надя позвала его на прогулку.
Город спал. Где-то в центре еще громыхали трамваи, а здесь, на окраине, было тихо и безлюдно. Колыхаясь в воздухе, медленно падали пушистые снежинки; приятно освежая, таяли на щеках.
Ульяновы тихим шагом несколько раз прошли мимо своего дома, старались разговаривать о самом приятном, что только было в их жизни; вспоминали Питер, Волгу, своих родных, прогулки по шушенскому бору...
Вернулись повеселевшие.
Но и после этого Владимир Ильич долго не мог заснуть.