Точка опоры

- Аня права. Великий композитор - я готова Римского-Корсакова при его жизни десятки раз назвать великим - написал новую оперу "Кащей бессмертный". Недавно была исполнена в Частной опере Саввы Мамонтова и произвела фурор. В особенности среди студентов. Галерка, говорят, неистовствовала от восторга.

- На императорскую бы сцену такую оперу! - Анна не могла усидеть на стуле, прошлась по комнате. - Вот была бы буря! Потрясла бы сильнее взрыва бомбы!

- На императорскую никогда не пустят! - продолжала мать. - Хорошо, если уцелеет композитор. Могут - в ссылку. Ты представь себе, Володя, опера кончается поражением Кащея, считавшегося бессмертным.

- То есть самодержавия! - добавила Анна.

- Да, - подтвердила мать, и у нее от волнения голова стала вздрагивать больше обычного. - Из застенков Кащея освобождают давно заточенных узников. На сцене - ликование.

- Это примечательно! Спасибо, мамочка, за рассказ. - Владимир пожал обе руки матери. - Это превосходно!

- Вода на мельницу революции! - сказала Анна.

- Вода? Явное не то, - возразил Владимир. - Это трубный глас! Ты, мамочка, права, Римский-Корсаков великий композитор. И он трубит в революционную трубу! В старой Москве такая весна! Это новость! Вернусь в Лондон - Надю обрадую.

Мария Александровна с Анютой пошли к себе. Владимир проводил их, тревожно посматривая не столько на сестру, сколько на мать, и успокоился лишь тогда, когда они сказали, что комната их вполне устраивает.

Вдруг сестра, спохватившись, сказала:

- Володенька, извини мою забывчивость. Тетка просила передать, что перевела для "Искры" пятьсот марок.

- Ой, как это вовремя! У нас с деньгами швах. Когда я уезжал, в кассе не оставалось и ста рублей. Пятьсот марок - существенная поддержка. Сотню отправим Плеханову. Они понадобятся ему для поездки в Лондон. Нам необходимо повидаться, потолковать.

- Я вижу, Володя, богатую Тетку тебе бог послал! - рассмеялась мать. - Выручает в трудную минуту!

- Да, выручает... Но на деньги одной Тетки мы не продержались бы и месяца. Рабочие устраивают сборы, присылают по красненькой, по четвертной. Поддержка у нас широкая. Но случается - живем при пустой кассе. Уж очень дорого обходится доставка "Искры". Недавно наладили новый путь - через Норвегию. В бочоночках. Под видом сельди.

Каждый день после обеда мать и дочь отдыхали. Мария Александровна, попросив дочь разбудить через час, быстро засыпала, а Анна некоторое время лежала с закрытыми глазами, потом, потеряв надежду уснуть, осторожно выходила из комнаты и направлялась к брату. Заслышав скрип ступенек, он отзывался громко:

- Входи, входи, Анюта. - И отрывал глаза от стола. - Ты мне не помешаешь.

- Володенька, - Анна начинала грозить пальцем, едва успев перешагнуть порог, - ты опять что-то пишешь.

- Нет, пока читаю.

- Смотри, я Надюше напишу, как ты от-ды-ха-ешь.

- Отлично отдыхаю! Ты знаешь, эта прогулка до почты и обратно доставляет мне большое удовольствие.

- Хороша прогулка - двенадцать километров!

- А я в Шушенском хаживал во много раз дальше, привык!

Сестра подсаживалась к нему и по-свойски оглядывала стол близорукими глазами. Сегодня она спросила, что прислала ему жена в том большом пакете, который он принес перед самым обедом. Наверно, не утерпел и еще по дороге заглянул в него? Приятные ли вести?

- Корректура моей "Аграрной программы". Ты знаешь, с четвертой книгой "Зари" мы ужасно задержались, надо спешить. И Надя уже успела прочесть, отправить в типографию. А мне - второй экземпляр. Прислала также статью Плеханова, которую он согласился поправить, и сделал отлично, как это ему часто удается. Пойдет передовой в двадцать втором номере. И еще прислала свежие корреспонденции для "Искры". - Владимир шевельнул на столе бумаги. - Есть кое-что весьма примечательное. Да вот хотя бы это. Ладонью разгладил сгибы на письме, оставшиеся после двукратной укупорки в конверты. - Из Красноярска. Почитай.

Анна взяла два листка, в свою очередь погладила их и, чтобы не мешать брату, пересела поближе к окну. Уткнувшись в первую страницу, невольно улыбнулась. Володя уже написал заглавие для наборщика: "Из писем ссыльных студентов".

И это он называет хорошим отдыхом!

В письмах студенты рассказывали, как их отправляли из Бутырской тюрьмы. День прошел в сборах и волнениях. На прощальный обед собрались в четвертой камере. Говорили речи. Без обиняков называли, кто их враг и чего они добиваются в борьбе. Надзиратели даже не посмели прерывать. Потом началось прощание с теми, кто еще оставался в тюрьме, сквозь решетку пожимали им руки. А во дворе уже стоял конвой. При выходе запели: "Если погибнуть придется в тюрьмах и шахтах сырых, дело всегда отзовется на поколеньях живых". В камерах услышали товарищи, участь которых еще не была решена, и подхватили песню. За воротами тюрьмы поджидали курсистки, собравшиеся на проводы. Милые бесстрашные девушки! На вокзале новоиспеченных "преступников" втолкнули в два вонючих вагона с решетками на окнах, началось нескончаемое путешествие в Сибирь. И вот они в красноярской пересыльной тюрьме...