Точка опоры

Возле колонн девушки приводили в чувство студента, натирая ему грудь и виски снегом. Какая-то женщина истошно кричала:

- Старуху затоптали!.. Гады проклятые!.. Насмерть!..

У памятника Барклаю де Толли жандармы сбили с ног Пешехонова, пальто на нем распластали от воротника до подола. Анненский бросился на выручку и, потрясая старческой рукой, кричал что-то Клейгельсу, оказавшемуся неподалеку на своем сером коне. Но дюжий жандарм свалил Николая Федоровича ударом кулака в лицо, наклонился и, крякнув, добавил в подбородок.

К Клейгельсу пробился неизвестно как очутившийся тут член Государственного совета князь Вяземский:

- Прекратите, генерал!.. Побойтесь бога!.. Что вы делаете?.. Что скажет Европа?..

- Выполняю приказ! - козырнул градоначальник. - Поберегитесь, князь.

В соборе еще продолжалась служба. Раскрылись царские врата, и священник вынес золотой сосуд со святыми дарами. Но богомольцы, перепуганные нараставшим гвалтом на паперти, уже теснились у распахнутых боковых дверей.

Курсистки в поисках укрытия хлынули ко входу, над которым золотом горели слова: "Грядый во имя господне". Вслед за ними в собор вломились жандармы, городовые и пешие казаки, едва успевшие сдернуть с чубатых голов меховые шапки с красной тульей. Певчие поперхнулись на полуноте и врассыпную кинулись к боковым дверям.

Схватка не утихала и здесь. Городовые хватали курсисток за волосы и ударяли затылками о стены. Студенты защищали девушек с возрастающим ожесточением. Светловолосый юноша с проломленным черепом, распластав руки, лежал посреди собора в луже крови.

Перепуганный настоятель вышел на амвон, дрожащей рукой поднял крест:

- Смиритесь, заблудшие!.. Не противьтесь властям поставленным от господа бога! Смири-и...

Два студента помешали ему договорить, поддерживая под руки курсистку с окровавленным лицом, потребовали:

- Воды!.. Дайте ей воды!

Настоятель воздел руки к небу:

- Не помогаю бунтовщикам. Смиритесь!

Вспотевшие казаки, окружив остатки демонстрантов, стали "выжимать" их к выходу, где ждали тюремные кареты. Окруженные, торопливо вытаскивая из карманов и муфт, рвали прокламации, чтобы жандармам не попали в руки "вещественные доказательства".

Затерявшись среди бородатых и длинноволосых певчих, Горький вырвался из жандармского невода.

"Жаль, рабочие не подоспели, - думал он, удаляясь от места схватки. Не настала пора. Гребень девятого вала еще где-то за горизонтом. А студиозы молодцы!.."

6

В тот же день Союз взаимопомощи писателей давал обед "художникам" в лучшем ресторане столицы - у француза Контана. После побоища настроение было далеко не праздничным, но отложить было уже невозможно. И хозяева, и гости были возбуждены до крайности, говорили о том, что полиция чувствует себя бессильной, если кликнула на помощь казаков и солдат. А лейб-гвардия, участвуя в избиении безоружных, покрыла себя позором.

Столы были накрыты на полтораста кувертов. На каждом приборе лежали цветы от книгоиздательницы Поповой и золотые жетоны в форме лиры. Мария Федоровна, заранее предупрежденная, что ее куверт на почетном месте - в середине главного стола, взяла жетон, на котором с одной стороны было оттиснуто ее имя, число, месяц и год, на другой: "Спасибо за правду!" По соседству с ней - Станиславский, премьер императорской Александринки Сазонов, Немирович-Данченко, Михайловский... А где же Горький? Почему не на почетном месте? Какая несправедливость!..

А может, не пришел? Попал в это гнусное побоище?.. Вон же много пустых стульев. Говорят, арестовано больше восьмисот человек! Может, и он... И его, раненного, увезли в больницу?! Может, нужна помощь?..

Ее спросили, что положить из закусок, - безразлично кивнула головой, ответила что-то невпопад.

Знатоки гастрономии уже отдали должное изысканной французской кухне, уже звучали тосты и звенели хрустальные рюмки, а она все еще пробегала глазами по огромному застолью: великолепные платья дам, черные смокинги, белоснежные манишки, облысевшие черепа, блестящие, как биллиардные шары... Конечно, Горького в его косоворотке и сапогах могли усадить куда-нибудь в самый конец застолья... Если он здесь... А если?.. Но о беде с таким человеком уже разнесся бы слух по городу... Да вот же он!..

Мария Федоровна даже чуточку приподнялась, вздохнула облегченно. Здесь!

Сосед, известный в столице литературный критик, разгладив усы, поднял рюмку:

- Позвольте чокнуться, дражайшая Мария Федоровна! За ваше здоровье, за высокую правду искусства!

- Благодарю вас, - улыбнулась ему.

- Да вы, ежели обожаете русское... - бубнил сосед. - Севрюжинки откушайте. С хреном!.. Что же вы?.. Скоро уже подадут горячее...

- Благодарю.

Проглотила кусочек рыбы, и опять глаза - в конец стола. Так и есть в неизменной косоворотке!..