Точка опоры

В это-то благополучное время и наведался к нему питерский Старик. Вот была нежданная радость! Вспомнили кружок за Невской заставой, первые листовки, первые стачки, вспомнили вечерне-воскресную школу, в которой одной из учительниц была Надежда Крупская. Где она сейчас? Оказывается, все еще отбывает ссылку. В Уфе. Старик как раз собирался за границу основывать теперешнюю партийную газету "Искру". А жена... Что будет с ней? Выпустят ли оттуда? Удастся ли ей получить заграничный паспорт? Может, придется переходить границу нелегально? Рискованно.

Прасковья вскипятила самовар и, чтобы не мешать разговору, ушла в лавку за покупками.

Владимир Ильич, помнится, навалился грудью на стол и, глядя в глаза, сказал:

- Вы, товарищ Богдан, будете очень и очень нужны и полезны нам здесь. Если удастся, устройте склад для "Искры". Будете рассылать по соседним губерниям. Договорились?

- Сделаю все... - Оглянулся на стены, понизил голос: - Все сделаю, Владимир Ильич.

- В письмах за границу не называйте меня так. Ни в коем случае. И адрес вам будет дан промежуточный. Мне перешлют. А где я буду - об этом молчок. У полиции даже за границей - глаза и уши.

- Понятно. Надежда Конст... Извините - Минога учила нас.

- Как же, как же, помню. Вы у нас - старый конспиратор. Но всегда нужно быть начеку. Уговоримся: заметите слежку - оставляйте здесь "наследника" и немедленно уезжайте. Вы должны, - Владимир Ильич постучал пальцем по кромке стола, - непременно уцелеть. Во что бы то ни стало уцелеть. Куда ехать? Скажем. Связного найдем. Через Москву. Там будет наш агент. А вам бы лучше - в самое рабочее горнило. В "Русский Манчестер" - в Орехово-Зуево, в Иваново-Вознесенск. Или куда-нибудь поблизости. Согласны? Так и будем знать.

- Но мне, видимо, придется окончательно перейти на нелегальное положение.

- Да. Именно об этом я и собирался с вами говорить. Для партии сделаете больше. И для вас безопаснее. Конечно, относительно.

- Липой я уже запасся. И добренькой. Принимают за благонадежного.

- Н-да. И надежную липу, когда это возможно, остерегайтесь давать на прописку... - Владимир Ильич встал, положил ему руку на плечо. - Вам, товарищ Богдан, пора стать профессиональным революционером. При этом, само собой разумеется, потребуются деньги. Обещаем вам... Ну, тридцать рублей в месяц. Хватит?

- Проживем.

- Большего мы не можем обещать: дорога каждая копейка. И добывать деньги будет ой как нелегко! Но вам - гарантия. - Приподнял указательный палец. - И это не все.

- Слушаю, Владимир Ильич... Здесь-то вы уж позвольте мне пока называть вас так.

- Только здесь. Между нами. И - ни одной душе... Так вот, товарищ Богдан, от имени редакционной коллегии, которая скоро будет создана, я прошу вас писать нам о рабочей жизни и борьбе. Елико возможно, чаще. И, елико возможно, больше. Мы рассчитываем на вас, надеемся на вас. Вы - наш рабочий корреспондент. До говорились? - Пожал руку. - Вот и отлично! Буду ждать!

"Да, он ждет там, а я еще... - упрекнул себя Иван Васильевич, шагая по пустынной дороге к Покрову. - Раскачиваюсь тут. Одно оправданье - край для меня новый, не знал, о чем писать. Но постараюсь наверстать".

Дома рассказал жене о роженице. А когда Прасковья Никитична укрылась пестрым одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков, и заснула, достал лист бумаги, взял карандаш, тупым концом почесал за ухом и начал:

"Постараюсь описать больницу для рабочих Саввы Морозова. Больница находится около чугунолитейного завода (завод служит для фабрики) и жилых рабочих помещений (казарм). Место вредное и для жилых помещений, а для больницы тем более. Морозов сдал свою больницу за известную сумму одному эскулапу, доктору Базелевичу. С больными доктор Базелевич обращается как настоящий живодер... Чаю и сахару больным не полагается, а есть только кипяток, и тот только до шести часов вечера... Лечение в больнице возмутительное - одной водой и дешевенькими порошками. Сам Базелевич очень редко принимает больных. Он нанял двух врачей, а сам только следит за выдачей лекарств... Наше здоровье, наши силы превратились в частицу морозовских миллионов".

Упомянув о роженице, остановился, задумчиво пригнул кончик уса, помял его в губах. Рассказать о больнице - этого мало. Вначале надо о жизни, о труде, о рабочем движении. У Викулы и Саввы Морозовых - двадцать пять тысяч человек. Великая сила! Если ее направить в нужную сторону. А как? Кружки, комитет - все будет со временем. А пока жизнь тихая да сонная. А сонность эта от умственной голодовки. Литературы мало, можно сказать совсем нет. Короб-то пустоват. Да!

Снова почесал карандашом за ухом. Завтра он еще раз сходит на фабрики, поглядит, послушает разговоры в хозяйских магазинах, а уж потом перепишет чернилами. И отправит не из Покровка, не из Орехова, а... Лучше всего - из Москвы. И литературой запасется там.

Открыл люк в подполье и все бумаги уложил в тайничок, где хранилась "Искра".

3

Ходили коробейники по "Русскому Манчестеру", пели зазывные песенки...