Точка опоры

— Он, как мелкий жулик, выдрал эти листы. А мы ему — ежа в горло. Я уже сказал парням, с которыми там пил чай: принесу настоящую «Искру». С этими карикатурами. Пусть рабочие знают и другим передают. Надо же проветрить головы от зубатовского дурмана.

— Только ты, Ваня, поосторожнее.

— Ничего, ничего. Не тревожься, Пана. Ты мою аккуратность знаешь. И мы с тобой доживем до того дня, когда покатится корона с пустой башки.

Он бережно свернул газету и отнес в тайник.

Прасковья Никитична, видя, что муж уже успокоился, подошла к нему и, уронив голову на плечо, начала жарким шепотом:

— А у нас с тобой… У нас, Ваня, скоро будет маленький!

— Правда?! — Бабушкин повернулся, приподнял голову жены и тепло глянул в глаза — Что же ты раньше не сказала о такой радости?

— Сомневалась, Ваня… Время такое…

— Не волнуйся, милушка. Не будет в тягость. А счастья прибавит.

— Вот и я так же… В чем могу — верная твоя помощница. Где бы тебе ни случилось… Ежели, не к слову будь сказано, Сибирь… Я — за тобой туда. Семьей-то все легче…

— Конечно. — Бабушкин осторожно обнял жену, провел рукой по ее волосам. — О Сибири ты не думай. Мы тут повоюем со всей этой мразью. До победы! А пока мне хочется, Пана, съездить туда, — кивнул головой в сторону запада, — туда, где «Искра». Очень хочется Ильича повидать, поговорить с ним. Дело-то у нас большое — такой кострище разжигаем!

— А как же ты отыщешь его! По-тамошнему говорить не умеешь.

— Отыщу. Письма-то мои доходят. И язык доведет. Ты не волнуйся, я ненадолго. Литературы оттуда захвачу с собой побольше. А тебе тут, ежели что, товарищи помогут.

— Тайком поедешь?

— По той дорожке, по которой «Искра» к нам идет. Да это еще не скоро. Не завтра и не послезавтра. Когда партия позволит.

2

На Самотеке торговали рождественскими елками. Прасковья Никитична купила малюсенькую, поставила в угол на комод. Приедет Иван — накануне праздника зажгут на ней две восковые свечки.

А на будущий год — дочке или сыну… Как бы ни было плохо с деньгами, непременно купят елочку…

…Бабушкин уехал 21-го. Повез по всему «Русскому Манчестеру» новогодние листовки и только что полученный двенадцатый номер «Искры». Помогая ему запрятывать нелегальщину на дно короба, Прасковья Никитична прочитала в статье о мартовской расправе на площади Казанского собора: «Но — гнилые деревья реакции растут медленнее, чем молодые побеги революционного движения». Правильные слова! Ее Ваня помогает расти этим молодым побегам.

Он обещал вернуться 23-го, но и в сочельник не приехал. Одна скоротала ночь. В рождественское утро для отвода глаз сходила в церковь…

Под Новый год зажгла на елочке обе свечки. Утирая слезы тыльной стороной ладони, смотрела на языки пламени:

«Ежли Ванина скорее… схватили его».

Порывалась крикнуть:

«Нет, нет, он где-то ходит по рабочим каморкам… Скоро приедет… Постучит…»

Временами ей казалось, муж осторожно трогает закрытые ставни, идет к сеням. Она затаивала дыхание — камнем наваливалась тишина.

А свечки?.. Похоже — Ванина… Нет, нет… Прасковья Никитична дунула на хилые лепестки огня, и в комнате запахло нагаром фитиля. Повалилась в постель…

Утром пришла от Грача фельдшерица. Держа руки Прасковьи Никитичны в своих теплых ладонях, заговорила прерывающимся голосом:

— Сердцем чую твое неизбывное горе… Но, милая Чурай, ты не одна. Нас много. Не оставим в беде.

И рассказала: 23-го поздним воскресным вечером жандармы ворвались в домик рабочего, где Иван Васильевич раскладывал свой «товар» перед членами Орехово-Богородского комитета. Там были ткачи и красильщики. Всех замели. Сказывают, увезли в Покров, где Бабушкины проживали еще не так давно.

— Ежли в Покровок… хуже некуда, — промолвила сквозь слезы Прасковья Никитична. — Какая-то провокаторская сука там все пронюхала…

Еще никто не знал, что ее Ваню из Покрова уже отправили в Екатеринослав, куда он был выслан из Питера пять лет назад…

Надо было самой заметать следы — до утра спалить все нелегальное, бросить мастерскую и — на поезд.

Ваня помнит питерский адрес матери. Ежели все повернется к лучшему, через нее отыщет.

Искать Прасковью Никитичну начали гораздо раньше, чем она предполагала. Прошло каких-то пять недель, и Надежда Константиновна, встревоженная судьбой Прасковьи Бабушкиной, написала Грачу:

«Теперь о Богдане. Знаете ли адрес его жены? Ей необходимо будет помогать».

Но Грач не успел получить этого письма: уехав в Киев на совещание агентов «Искры», он бесследно исчез.

Пройдет полгода, и уже на другое, еще более тревожное письмо Надежды Константиновны ответит из Петербурга разъездной агент Иван Иванович Радченко: «Димка знает Чурай — жену Богдана. Она очень полезный человек на каждом месте». И тут же Радченко сообщит, что для переписки с Прасковьей Никитичной ключ — «Полтава» Пушкина.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Новый год приятно встретить всей семьей, и Елизавета Васильевна отложила свой отъезд.