Точка опоры

Из здешних газет уже знали: Первого мая на заводе не вышли на работу триста человек — за городом отмечали День солидарности трудящихся всего мира. А исполняющий должность начальника завода подполковник Иванов объявил их прогульщиками и распорядился о постепенном увольнении: каждый день по десять человек! Рабочие возмутились. Со дня на день надо было ждать взрыва. И седьмого мая взрыв произошел — обуховцы потребовали восстановить товарищей на работе. Подполковник отказал. Тогда они дали тревожный гудок. Переполнив заводской двор, потребовали уже не только восстановления товарищей по работе — сокращения рабочего дня до восьми часов и отмены ночных работ. Воинская команда завода, находившаяся наготове, не смогла управиться. С криками «ура», с насмешливым гиком и свистом, оттесняя отряды пеших и конных городовых, а также эскадрон жандармов, рабочие вырвались на Шлиссельбургский проспект, заполнили его. Считают, что их было более трех с половиной тысяч человек! Тогда полицмейстер вызвал еще один отряд городовых, новый эскадрон жандармов и две йоты пехоты. Разгорелась ожесточенная схватка…

Владимир Ильич ждал подробностей. В «Правительственном вестнике» не нашел ни строчки. Развернул «Новое время», просматривал колонку за колонкой на первой странице, на второй, на третьей, наконец глаза споткнулись о строчку, набранную мелким шрифтом: «Мы получили следующее сообщение». От кого получили? Конечно, от жандармов. Позвал жену:

— Ты посмотри, что они, мерзавцы, делали! Вот читай, залпами стреляли в толпу. А рабочие не дрогнули. Не только отбивались булыжниками, которые им подносили девушки в подолах, а дважды все это войско заставляли отступать. Подлинные герои! Не струсили, не разбежались. Даже после третьего залпа! Сражение продолжалось до вечера…

Надежда оставила другие газеты, тоже склонилась над «Новым временем»:

— Ужасно! С обнаженными шашками — на рабочих. Один убит, восемь ранено… Это только пишут — восемь…

— Но и башибузукам здорово досталось! Видишь: сбит с ног околоточный надзиратель — рабочие запустили ему камнем в рожу, сломали ножны о его башку. Молодцы! А вот: ранили камнями полицмейстера, нескольких жандармов и городовых… Жаркое было сражение!

Владимир не мог усидеть на месте — несколько раз прошелся по комнате, рассекая воздух взмахами кулака:

— Как видишь, уличная борьба возможна. И безнадежно будет не положение пролетарских борцов, а положение правительства, если ему придется иметь дело с рабочими не одного только завода. А придется! И гораздо серьезнее. Обуховцы не имели ничего, кроме камней, и то продержались целый день. Рабочие не мирятся со своим положением, не хотят оставаться рабами. И в следующий раз они запасутся другим оружием.

Надежда знала, что в голове Владимира уже зреет новая статья для пятого номера «Искры», который придется переверстать. А спустя какой-нибудь час она уже переписывала для набора его статью «Новое побоище»:

«…Эти вспышки пробуждают к сознательной жизни самые широкие слои задавленных нуждою и темнотою рабочих, распространяют в них дух благородной ненависти к угнетателям и врагам свободы. И вот почему известие о таком побоище, какое было, напр., 7-го мая на Обуховском заводе, заставляет нас воскликнуть: «Рабочее восстание подавлено, да здравствует рабочее восстание!»

В тот же день пришли два письма. Оба из Питера. О схватке на Обуховском заводе. Один из корреспондентов писал: «Теперь всем на улицу хочется. Б. (уцелевший рабочий) говорил, что жаль, что знамени у них не было. Другой раз и знамя будет и пистолетов достанут…»

Когда собрались все четверо, обсудили и статью Владимира Ильича, и корреспонденции из Питера. «Гвоздем» переверстанного номера стало Обуховское сражение.

По вечерам Владимир Ильич отвечал на письма. Вот и сейчас он, пододвинув к себе листок бумаги, писал матери:

«…Получил я твое письмо от 10-го мая и газеты от Мити. За письмо и за газеты — большое спасибо. Митю очень бы просил и вперед присылать всякие попадающие ему в руки интересные номера русских газет…»

Он знал: Митя на каникулы приехал в Подольск. Теперь возле матери. Все же спокойнее за нее. К сожалению, должность временная и не по специальности — писец в земской управе! Но, может быть, еще удастся брату подыскать там что-нибудь получше? По медицинской бы части.

А вот с Маняшей и Марком плохо: в деле никаких перемен. Даже на допросы их не вызывают. Правда, это несколько обнадеживает, — значит, не могут жандармы предъявить никаких серьезных обвинений. Возможно, будут вынуждены освободить. Теперь даже по несравненно более важным обвинениям отпускают гораздо раньше, «впредь до окончания дела». А дело Марка наверняка кончится ничем. Он, бедняга, уже натерпелся там, в одиночке-то.

Идет весна. В Подмосковье цветут яблони. А Марк едва ли не больше всего любит именно эту пору года. Понятно — волжанин! С детских лет привык любоваться цветущими яблоневыми садами, вдыхать их неповторимый аромат.