Точка опоры

А ему тут нехудо. В тепле! И Зубатов по-прежнему ценит его. Не хочется Сергею Васильевичу, чтобы еще кто-нибудь, кроме их двоих, видал здесь Мамочку. Дорожит ею. Она заслужила! А наградных-то ей перепадало, поди-ка, больше всей Охраны! Наверняка многие тысячи! А вот собственного дома голубушке завести нельзя, — все крамольники ударятся в подозрение: «Откуда такие деньги?» Выходит, он, Грулька, в лучшем положении.

Осмотрев французскую этикетку на бутылке, принесенной Евстратием Медниковым ради сегодняшнего вечера, умело ввернул штопор и, держа бутылку между колен, с натугой выдернул пробку. Приятный хлопок порадовал слух. Широкими ноздрями втянул винный аромат и аппетитно прищелкнул языком:

«Амброзия!.. Такое, наверно, подают самому государю с государыней-матушкой!.. Вино у этих французов пахнет слаще причастия! — Проглотил слюну, почесал в аккуратно подстриженной сивой бородке, разделенной на две половинки. — И я сподоблюсь — останутся опивки немалые: пьяным-то им на улицу — неловко. Угощусь потом на сон грядущий!..»

Анна Егоровна Серебрякова, сидя в кресле, задумчиво барабанила пальцами по столу.

— Извините, Мамочка, за опоздание, — послышалось из прихожей, и Зубатов, слегка откидывая рукой плюшевую портьеру, заглянул в комнату. — Дела задержали.

Раздевшись, двумя пальцами поправил усы и, войдя, поцеловал холодную руку, пахнущую резкими духами.

— А почему мы нервничаем? Я полагал, коротаете время за пасьянсом.

— Карты забыла, Сергей Васильевич.

— Рановато вам на память жаловаться. — Зубатов сел в кресло, боком к столу, заложив ногу на ногу. — Ну-с, делитесь успехами. К Грачу ниточку нашли?

— Не удалось, Сергей Васильевич. — Анна Егоровна прижала руки к груди. — Уж больно он хитер. Никто из моих знакомых не знает к нему явки.

— Хитер, говорите? — На тонких губах начальника шевельнулась презрительная усмешка. — Нас не перехитрит!..

— Я не теряю надежды… Прилагаю все усилия…

— Ну, а из заграничных никто не докладывался? Жаль. — Зубатов повернулся к столу. — На прошлой неделе в департаменте был разговор. Там ценят наши проследки, отмечают усердие и находчивость. У вас, говорит одно видное лицо, подрыватели устоев докладываются о своем приезде, первым делом, Охране. Вам, Мамочка. А через вас и нам. Вот я и поинтересовался: не было ли транспорта для Грача? Не приезжал ли кто-нибудь для связи? Мадам Ульянова не пишет вам?

— У меня с ней непосредственной связи и раньше не было.

— Через Елизариху узнайте. О ней-то вам что-нибудь известно? Где она?

— Мотается по Европе.

— А точнее.

— Кажется, в Берлине.

Зубатов достал массивный серебряный портсигар, хлопнул пальцами по крышке и, откинув ее, предложил папиросу собеседнице, потом поднес горящую спичку. Закурил сам. Выпустил дым кольцами в потолок.

— Сейчас, Мамочка, самое важное — узнать местонахождение и новые клички Владимира Ульянова.

— Упустили его.

— Да. Теперь это и в департаменте понимают. А я своевременно ставил в известность: «Крупнее Ульянова в революционном движении нет никого». — Зубатов как бы подчеркнул эти слова резким жестом руки с дымящейся папиросой. — И советовал без раздумья «срезать эту голову с революционного тела». Не вняли моим словам, прохлопали ушами. А теперь он шлепает за границей эту наивреднейшую «Искру».

— Вы считаете, что «Искру» печатают за границей?

— И сомнений быть не может. Хотя они всячески стараются подчеркнуть, что будто бы весь тираж печатается в империи. Вы, вероятно, обратили внимание — даже даты ставят по нашему русскому календарю. Но нас не проведут. — Зубатов погрозил пальцем. — Отдельные номера, правда, перепечатывают на подпольных шлепалках. Где-то на юге, на Кавказе. А редакция обосновалась в Германии. Но где? В каком городе? Вот это, — подолбил стол указательным пальцем, согнутым, как орлиный клюв, — это мы с вами обязаны узнать.

— И тогда германская полиция выдаст его?

— Непременно. Кайзер-то как-никак родственник его императорскому величеству.

Зубатов через стол наклонился к собеседнице:

— Так где же они? Как вы думаете?

— Если Елизариха в Берлине, то…

— В Берлине их нет. Уж там-то наш глаз остер.

— Возможно, они в Австро-Венгрии.

— В Праге? Было похоже. Но недавно расшифровано письмо, отправленное из Нюрнберга в Одессу. Явно из редакции «Искры». Пишет женщина. Мадам.

— Она!.. Сергей Васильевич, она!.. Поверьте моему чутью. Мадам Ульянова.

— В таком случае, они — в Нюрнберге. Если не в Мюнхене.

— Подобрать бы ключи к их переписке.

— Дело не столь уж хитрое. Ну, кто же, Мамочка, не поймет, что «Графачуфу» — это пресловутому Грачу, за которым мы гоняемся уже несколько месяцев. К сожалению, в последнее время у них появился и настоящий шифр. Пока неразгаданный. И в открытом тексте есть загадки, например: «Сюда приехала жена Петрова». Не Ульянова ли, а? Не он ли Петров?

— Он на выдумки горазд. Но я постараюсь… Приложу усилия…