Точка опоры — точка невозврата

Были Овсянико-Куликовский и писатель Кипен. Рассказывали подробности. На Б. Фонтане убито 14 комиссаров и человек 30 простых евреев. Разгромлено много лавочек. Врывались ночью, стаскивали с кроватей и убивали кого попало. Люди бежали в степь, бросались в море, а за ними гонялись и стреляли, — шла настоящая охота. Кипен спасся случайно — ночевал, по счастью, не дома, а в санатории «Белый цветок». На рассвете туда нагрянул отряд красноармейцев…»

— Стоп, хватит пока. Обрати внимание на дату — май 1919 года. И это происходило в Одессе. Вайс же отправился в Житомир, и это уже июнь 1920 года. Разное время и разные города. Что бы это значило? Для чего он обвёл именно этот фрагмент фломастером? Кстати, про какую книгу ты ещё вспоминал?

— «Конармия» Исаака Бабеля. Там тоже много упоминаний о еврейских погромах.

— Поищи, вдруг там что-то говорится о начале июня 1920 года.

— Но книги-то у меня здесь нет! Ехать за нею, что ли?

— А интернет тебе на что?

Очень быстро я нашёл текст Бабеля в интернете и стал просматривать, но вскоре удручённо развожу руками:

— Тут никаких дат нет!

Шауль задумчиво расхаживает из угла в угол и размышляет вслух:

— Но что-то всё-таки должно было объединять эти две книги? Погромы — это понятно. Будённовское воинство и всевозможные банды — тоже понятно. Конкретного адреса, куда подался наш Вайс, здесь всё равно нет.

Я совсем было приуныл и стал прикидывать, что, может, стоит отложить поиски Вайса на потом, а сейчас заняться последним из пропавших — аккордеонистом Гершоном Дубиным. Но Шауль вдруг резко поворачивается ко мне и спрашивает:

— Книжка Бабеля, которую ты видел дома у Вайсов, была толстая или нет?

— Ну, страниц пятьсот. Толстая…

— А сколько страниц в «Конармии»?

— Ты хочешь сказать…

— Да-да, именно это. Так сколько в ней страниц?

Я заглядываю в компьютер и сообщаю:

— Сто двадцать три…

Шауль чуть не хлопает в ладоши:

— Так я и знал! В той книге были ещё какие-то романы! Ну-ка, снова посмотри в интернете…

Я послушно выуживаю из сети перечень бабелевских произведений:

— «Одесские рассказы», «Рассказы разных лет», «Конармейский дневник 1920 года»…

— Стоп! Именно он-то нам, наверное, и нужен! Скачивай и давай смотреть…

И в самом деле, в «Дневнике» уже появились даты на страницах, более того, несколько дней в начале июня помечены словом «Житомир».

— Ура! Мы на коне, — радуюсь я, — три листика сейчас проштудирую, выпишу оттуда все имена и фамилии, и — пора в путешествие. Буду знать почти точный адрес, где от меня скрывается этот конспиратор Вайс. Мне уже не на шутку хочется его увидеть. Прямо сгораю от нетерпения. Какую он там козу затеял?

Но Шауль своей кисло й физиономией меня сразу отрезвляет:

— А какая всё-таки связь с предыдущей книгой?

— Может, простое совпадение? А может, этот Юрий всего лишь книжки по теме читал перед тем, как отправиться в путешествие. Копил, так сказать, информацию…

— И всё-таки давай подумаем… Сколько в обведённом отрывке фамилий?

— Три. — Я заглянул в фотографию на телефоне и прочёл:

— Овсянико-Куликовский, писатель Кипен и Моисей Гутман, биндюжник. Но последний убит, первый вряд ли подходит Вайсу, потому что евреем наверняка не был. Остаётся человек с фамилией Кипен. Дай-ка поищу его в интернете… Что-то мне сердце подсказывает, что придётся к нему отправиться перед тем, как прийти на выручку Вайсу.

— На выручку? — переспрашивает Шауль. — Почему ты считаешь, что его выручать надо?

— Погромы же! А шашкой да пулемётом-Максимом он, как мне кажется, не очень хорошо владеет.

— О чём ты собираешься с этим Кипеном говорить?

— Сам пока не знаю. Но что-нибудь сымпровизирую…

Ещё некоторое время я копаюсь в интернете, пытаясь выудить что-нибудь про этого неизвестного мне писателя, но ничего не нахожу, кроме его краткой биографии. Но из неё удалось узнать только, что Александр Абрамович Кипен благополучно пережил все погромы и почил в бозе в 1938 году. Или не почил — грохнули по стандартному обвинению в измене родине…

— Давай, Шаульчик, заводи свою шарманку! Надоело мне копаться в компьютере, лучше будем действовать по замечательному и апробированному не одним поколением русского человека алгоритму «пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что»…

Визит в Одессу 1919 года мы с Шаулем запланировали коротким. Ничего там предпринимать я не собирался, только разыскать писателя Кипена, который, если верить Бунину, скрывался в санатории «Белый цветок», расспросить о Вайсах, предполагаемых родственников нашего пропавшего, а потом отбыть уже непосредственно на его поиски в Житомир.

— Я, между прочим, до сих пор не знаю, как может отразиться на психике человека, перелёт во времени, — осторожно заявляет Шауль. — Может, и нельзя многократно.

— На мне же пока никак не отразился? — смеюсь я.

— А тебе дальше и некуда — в тон мне хихикает Шауль. — Дальше только полная деградация личности…

— Спасибо, друг!