Точка радости

— У меня есть конкретное предложение и относительно приближающегося Нового года, — продолжала я.

— Что еще?

— Предлагаю в один из новогодних дней пригласить Деда Мороза со Снегурочкой.

— Анастасия Александровна, вы вообще в своем уме? По-моему, вам самой пора подлечиться.

— Подлечиться, Ироида Евгеньевна, нам всем не помешает. Вы же знаете, нормальность — понятие относительное. У стариков острый дефицит праздничного настроения, вот мы и попытаемся создать его.

— Нет уж, дорогая моя, давайте обойдемся без Дедов Морозов и вообще без ваших неадекватных идей! Надо же, беседку для восьмидесятилетних влюбленных! — вдруг расхохоталась она. — Ну, умора! Ну, насмешили! И вот что, — Ироида посерьезнела. — То, что старики стали бодрее и веселее, это отметила даже наш терапевт, конечно, хорошо. С одной стороны. Но открою вам секрет, есть пациенты, не имеющие близких родственников и отписавшие свои квартиры в специальный фонд, а по сути в собственность пансионата, на данном основании и проживающие здесь. Понимаете, о чем я? Естественно, здоровье таких пациентов беспокоит руководство в меньшей степени, чем тех, чье содержание оплачивают родственники. Так что, вы не очень-то усердствуйте, договорились?..

Сейчас у заведующей было такое же хитро-заговорщицкое выражение лица.

— Как протекает беременность?

— Спасибо, благополучно.

— Отлично, отлично. У меня вот какое к вам дело, Анастасия Александровна, — Ироида переложила с места на место бумаги на своем столе, — не замечали вы каких-нибудь отклонений в психике Марьяны Игоревны?

Я вспомнила болтливую, охочую до сплетней мадам Марьяну. Ее сумасбродные шляпки, последнее приобретение — ковбойская, как у героев фильма «Человек с бульвара капуцинов». Ее настырное желание понравиться моряку. Бесконечные рассказы о красавцах-любовниках, скорее всего выдуманных.

— Она заходила ко мне всего несколько раз, — сказала я, — но, по-моему, состояние мадам Марьяны вполне удовлетворительное, никаких серьезных отклонений нет.

— Вы уверены?

— Абсолютно. А что случилось?

— Буду с вами откровенна. Нужно, чтобы вы дали заключение о том, что на протяжении двух последних лет она у вас наблюдалась и в ее поведении были замечены, скажем так, некоторые странности, сопровождаемые проявлением немотивированной агрессии. Главное, что Марьяна Игоревна представляет реальную опасность для других жильцов пансионата. Конечно, решающей роли ваше заключение не сыграет, но будет небесполезно. Разумеется, это не бесплатно. Вот небольшое вознаграждение.

Она пододвинула ко мне конверт. В левом верхнем углу мирно улыбался молодой розовощекий боец в каске, с автоматом в руках, а ниже — букет гвоздик, перевязанный ленточкой, и надпись: 9 мая.

— Зачем вам это, Ироида Евгеньевна?

— Да обычное дело. Старуха приехала сюда как бы временно, ну, и теперь ей взбрело в голову обратно, а там, в ее квартире, дочь с мужем и двумя детьми. Сами подумайте, зачем им бабка? Тем более что характер у нее, вы, наверное, уже заметили, склочный. Вот и решили переправить старуху в психиатрическую клинику, разумеется, хорошую.

— Понятно…

— Я так и думала, что вы все поймете. Дело-то житейское. Как напишете — сразу ко мне, ладно?

— Я не буду ничего писать, — отодвинула от себя конверт.

— Что значит — не будете? — опешила заведующая.

— Не буду, и все.

— Но — почему?

— Я же сказала: мадам Марьяна психически здорова.

Ироида посмотрела на меня с каким-то презрительным сожалением — так смотрят на даунов:

— Зря вы это делаете, Анастасия Александровна. Я считала вас умнее. Бабку все равно упекут, и без вас. А вы только деньги теряете. Зря. Надеюсь, у вас хотя бы хватит ума не трезвонить о нашем разговоре направо и налево? И кстати… Думаю, после выхода из декрета вам лучше будет подыскать себе другое место работы.

Надо доделать стенд памяти. Вот она, мадам Марьяна, протягивает запретное яблоко моряку. Рано или поздно он его надкусит. И тогда все вновь пойдет по известному библейскому сценарию: грехопадение, изгнание из рая, тяжкая жизнь на Земле…

Какая мне, в сущности, разница — будет старуха сплетничать здесь или в психушке? И права Ироида: если дочь решила, все равно упечет. А я лишусь интересной работы с приличной зарплатой. Ну и пусть. «Адам и Ева» — подписала под снимком моряка и Марьяны. «Ожидание» — назвала фото задумчиво сидящей у окна Светланы Сергеевны. «Узор для внуков» — подпись под вяжущей Антониной Андреевной. Вскоре все фотографии приобрели названия. Взяла ватман, кнопки, понесла вниз.

Раз в месяц стенд предполагалось обновлять, вывешивать новые фотографии. Только через два месяца мне уходить, и кто этим будет заниматься? Вряд ли я вернусь сюда.

— Анастасия Александровна, вы сегодня еще принимаете? — передо мной худой дедок с оттопыренными ушами в обвислых хлопчатобумажных трико.

Он никогда раньше не заходил. Из сорока шести обитателей пансионата мой кабинет за два года работы посещали не больше двадцати человек.

— Конечно. Пойдемте.

— Меня зовут Юрий Андреевич. И я… Я хотел поговорить с вами, — бормотал дед, поднимаясь по лестнице, — много времени у вас не отниму…