Точка росы

Номер записи… Кузнецов С. Н., 1915 года рождения, Ординский район. Призван в городе Кунгур. Старший лейтенант 717-го стрелкового полка Речицкой дивизии — 170-й стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта. Погиб в бою 1 января 1944 года. Похоронен в деревне Страковичи Паричского района Гомельской области, Белоруссия.

…Ночевали в Светлогорске, в бывшем Доме колхозника, что ли. За окном снежно и ясно. Отец взволнован. Номер убогий: две тумбочки, две кровати, провонявший холодильник, телевизор, по которому идут передачи, как из детства: «Сельский час», «Музыкальный киоск», «Утренняя почта».

От окна пластами отваливается понизу холодный воздух. За стеклом дымы столбами уходят в небо.

В Светлогорске я вспомнил, что, когда жил в Калифорнии, каждое утро шёл в университетскую библиотеку и ждал, что в боковом зрении появятся зеркальные, солнцезащитные панели корпуса Curtis Green Library, Davis University. Тогда я чуть изменял траекторию, начинал поглядывать под ноги, и искажённая моя фигура, протекая по серебряной кривизне, потихоньку собиралась на плоскости, так что можно было смотреть на неё без отвращения. А шагов через пять я встречался взглядом с дедом.

Черты его вдруг резко проступали в преломлении. Сначала это казалось ошеломительным, но постепенно я привык и подходил к библиотеке с радостным чувством ожидания встречи.

В Светлогорске совсем не спалось. Я вспоминал детство. Как каждую осень страстно ждал зимы, потому что занимался хоккеем. Как мы, дети, таскали доски с заводского склада, чтобы строить из них хоккейную коробочку. Нынче я давно не жду зимы и опасаюсь осени.

Отец вставал, подходил к окну, прислушивался к чему-то.

В окно проникало свечение снега. Отец вдруг вспомнил, как они с матерью едут в кузове «Студебекера», а мимо идёт колонна пленных немцев: серо-зелёная форма. Он испугался, стал кричать: «Немцы! Немцы!» И ещё он помнил овчарку сапёров — гигантскую псину, выше его, ребёнка, роста.

Утро 31 декабря выдалось хмурое. Мы приехали на автовокзал, где застали двух старух, сидевших на своих баулах. Одна из них знала, где находятся Страковичи: «Так то ж через лес на Печищи».

В сельсовете Страковичей нам сообщили, что когда-то было произведено перезахоронение в общую братскую могилу. И сейчас там — в трёх километрах отсюда, в Печищах, — установлен мемориал, посвящённый красноармейцам, погибшим в местных боях в годы Великой Отечественной войны.

Печищи открылись посреди леса двумя огромными полями и колхозными строениями вокруг густой россыпи домов. Первое, что мы увидели, — конезавод: жеребцы — серый и гнедой — выезжались за оградой конюхами; лошади гарцевали, пар валил из их ноздрей; хлопал кнут.

В конце главной улицы, шедшей через всё село, мы нашли гранитную глыбу с барельефом — памятник Герою Советского Союза Петру Афанасьевичу Мирошниченко, лейтенанту, командиру взвода пешей разведки, повторившему в двадцать два своих года подвиг Александра Матросова.

На площади перед правлением был разбит сквер, посреди которого стояла четырёхметровая статуя женщины с ребёнком на руках. По периметру сквера были уложены мраморные плиты. Среди имён, высеченных на них, имени деда мы не нашли. Восемьсот семьдесят пять фамилий пробормотали вслух друг за другом. Иногда приходилось приподнимать с плит венки с искусственными цветами. Отогревались в машине.

В правлении нас встретил председатель: полный, в пиджаке, с радушным лицом и голубыми глазами, он достал бумаги, пришедшие в прошлом году из военкомата Светлогорска. Нашёл имя деда в списке, который должен был пополнить здешний мемориал, и радостно ткнул в него пальцем.

Мы по очереди вчитались в приказ, всмотрелись в список, всё верно.

— Вы понимаете, — сказал председатель, — в 1975 году перезахоронили из Страковичей двадцать шесть бойцов. А вот имена не внесли. Почему? Забыли? Ничего не понятно. Но в этом году ко Дню Победы мы три дополнительные плиты заказали. Установим и торжественно откроем. Приезжайте. Будем очень рады.

Решили ещё раз сходить к мемориалу и уже после поехать, потому что смеркалось.

— Куда уж вы? — сказал председатель. — Оставайтесь у нас, здесь. Я вам в красном уголке постели сооружу. Да и посидим, помянем павших.

Председатель снял телефонную трубку.

— Мария, здравствуй. Милая, гости у нас сегодня. Постели надобно устроить. И выпить-закусить — сама понимаешь. Давай, милая, ждём.

За окном в свете уже зажёгшегося фонаря летел и искрился снег.

— Интересно, а где дзоты располагались? — спросил я.

— Какие дзоты? — обернулся председатель.

Я пересказал описание боя.

— А, так то, наверное, на этом поле, за которым лес страковский.

Председатель подошёл к окну и указал пальцем на сгущающуюся от сумерек и снегопада тьму поля.

Пришла Мария, рослая женщина с озабоченным лицом. Поздоровалась за руку. Развернула одеяло, достала кастрюлю с картошкой и гуляшом, из которой повалил пар. Вынула из шкафа, обвешанного грамотами и вымпелами, тарелки, стаканы, початую бутылку водки, банку с огурцами.

Скоро водка закончилась, картошку доскребли.