Точка росы (СИ)

— Медовый грог, — сказал Роггендорф. — Неплохо бодрит осенними вечерами. И в то же время, как ни парадоксально, позволяет расслабиться.

— Благодарю, — сказал Стэн. — Но давайте всё же перейдём к делу. Я по-прежнему теряюсь в догадках — для чего вы меня позвали?

— Как вы уже поняли, мистер Логвин, я человек аналитического ума. Главной ценностью я считаю не деньги, а информацию. Инструментов для её сбора у меня много, они разнообразны и эффективны. Кроме того, я обладаю терпением. И уже не первый десяток лет отслеживаю тенденции на примере нашего города. Главная из них, впрочем, достаточно очевидна — социальная турбулентность, назовём её так. Причём проявляется она на всех уровнях — экономика, политика, безопасность, семья и быт. Банкротства предприятий и фирм, криминал на улицах, коррупция, удручающая статистика по бракоразводным делам. Особенно наглядно всё это смотрится в цифрах…

— Да, я видел вашу социологическую брошюру.

— Значит, вы меня понимаете. Сюда же, кстати, можно отнести и число психических отклонений. Там цифры тоже впечатляют, поверьте.

— Ну, это для меня не сюрприз. Регулярно появляется чувство, что вокруг — одни психи, куда ни плюнь.

— Но всё перечисленное — внешние проявления, пусть и весьма тревожные. Меня же волнует глубинная подоплёка. И вот с ней-то оказалось сложнее. Чем больше сведений скапливалось, тем сильнее я утверждался в мысли — происходящее нельзя объяснить, опираясь на законы общественно-экономического развития, которые преподаются в вузах и считаются общепризнанными. Существует некая неизвестная переменная. Некий фактор — неуловимый, но при этом решающий.

— И что же это за фактор?

Роггендорф усмехнулся:

— Не гоните лошадей, мистер Логвин. Мне потребовались годы наблюдений и размышлений, чтобы сделать верные выводы. А вы, думаю, сумеете потерпеть ещё минуту-другую. Напоминаю — нам надо увидеть ситуацию в целом, распознать в ней скрытую глубину. Поэтому сейчас мы несколько сменим ракурс. Так вот, социальная аналитика — не единственное моё увлечение. С молодости я занимался коллекционированием предметов искусства. В первую очередь меня привлекала живопись. Поэтому вполне логичным решением стало открытие собственной галереи. Благо на тот момент я уже не был сколь-нибудь стеснён в средствах.

— Галерея стала просто дорогостоящим хобби?

— Поначалу — именно так. Но я получил возможность воочию наблюдать, как развивается искусство и возникают новые веяния. Это крайне занятно. Питательная среда для этого — гремучая смесь творческих амбиций, общественных предпосылок и рыночной конъюнктуры. Плюс, конечно, талант — особый ингредиент, который не поддаётся логике и математическому анализу. Если талант присутствует, то художественный поиск может пойти непредсказуемыми путями и дать поразительный результат. Но это происходит, увы, нечасто, ведь одарённые художники — тоже люди, которые сплошь и рядом отвлекаются на всякую ерунду, далёкую от искусства. Им не чужда ни ревность к чужим успехам, ни жажда славы, ни тяга к лёгким деньгам. И всё же…

Роггендорф сделал паузу, отхлебнул из кружки. Некоторое время задумчиво смотрел на огонь, потом заговорил снова:

— Я видел талантливые картины, написанные нашими современниками. Многие из этих полотен выставлялись у меня в галерее, некоторые осели в моей частной коллекции. Среди них есть совершенно особенные. И дело не только и не столько в сюжете. Иногда художник изображает нечто вполне обыденное, но при этом за слоем краски чувствуется непонятная сила. Картина превращается в ключ к чему-то новому, неизведанному. Как такое возможно? Какими средствами достигается? Этот вопрос я задавал живописцам. Внятного ответа, конечно, не получил, да особо и не рассчитывал. Но несколько человек — из наиболее одарённых — обмолвились о некоем побочном эффекте. Понимаете?

— Да. Вибрация — так её назвал Эрик.

— Феномен меня заинтриговал, и я решил его изучить. Подходящим инструментом для этого я счёл клинику «Талый лёд» и стал её постоянным спонсором. Изначально клиника специализировалась на лечении стрессов. Я поддержал и эти исследования. Стресс — ещё один фактор, способный влиять на творческие процессы. Эмоциональный накал как катализатор художественного или научного поиска — вот о чём идёт речь. Если в эмоциях царит штиль, то искусство тоже буксует. Требуется контраст, напряжение.

— Мне знакомы подобные рассуждения, — сказал Стэн, — и вряд ли я могу их оспорить. Но где конкретика? Пока это — только общие фразы. И зачем вы, кстати, засекретили результаты из клиники? Там ведь ничего сенсационного не было, как я убедился…