Точка с божьей коровки

Любя или ругаясь с родиной,
зря говоря:
«Высоко… ваш… выс-с-с-благородие,
всё зря, всё зря…»

А родина – в лице прохожего —

дерюга, стыд.
Смотри – в глазах созданья божьего
душа блестит.

Но ни за что уже не умер бы,

ни за кого.
С рассвета наступают сумерки,
проходит год.

Вот только отступали белые,

бежали в тыл.
И облака, что груди спелые,
о, я б схватил.

И прятались в засаде красные —

мерз продотряд.
И мокрый шарф, и очи ясные
всё говорят.

Вариации

«Если жить бесконечно долго, ну очень долго …»

Если жить бесконечно долго, ну очень долго —
доживешь и до Юрьева дня, и свободы воли,
голубого периода в сердце, желанной Ольги —
недоступной всё так же, хотя ни двора, ни школы.

Ветер с моря подует, меня поцелует пылко.

Бриз похож на мелодию, тело – на белый танец.
Можно просто лежать, кузнечиков слушать пилки.
Если жить бесконечно долго, то рай настанет.

«Ветер дует, в моей голове опилки…»

Ветер дует, в моей голове опилки.
Золотая стружка солнца в холодном теле.
Можно просто лежать, поющие слушать жилки.
Бриз – мелодия, белый танец в постели.

Ветер кутает нас в облака из гусиной кожи.

Мы в ажурных объятиях дней навсегда живые.
На стеклянные ночи садятся во сне стрекозы.
В темных окнах – море и звезды сторожевые.

«Зима. Пограничник съезжает с холма…»

Зима. Пограничник съезжает с холма.
Он бел в маскхалате – прощай, хохлома.
Он чист, он чекист по отцу и отца
желанью бежать, точно зверь на ловца.

И холм не полог, и судьба не пряма.

Скользит пограничник, разведчик-чума.
Под ватником толстым, под теплым бельем —
подросток, берущий то спуск, то подъем.

Он попросту спит, он летит в тишине

и счастья куски собирает во сне —
счастливое море, безбрежный уют
и жизнь бесконечную – в пару минут.

«Если в первой строфе ты без лифчика…»

Если в первой строфе ты без лифчика,
то в последней стреляет ружье,
объясняя прям в сердце счастливчика,
что его, что твое, что мое.

Жарко в августе, даже на простыни

будто море приносит песок.
Золотое сечение осени
впереди или наискосок.

Время в темном неясном движении,

ноет в сердце живая вода.
Всё так четко и без искажения
и не будет таким никогда.

Счастье – легкими воздуха стрелами,

всё в томленье, слоев толчея.
И волнуется жизнь между стенами —
где моя, не моя и ничья.

«Доплывем до Тигра и Евфрата…»