Точка с божьей коровки

Мне нравятся разгон и замедление строк,
нехватка звука, провал в глубину.
Жужжал кукурузник, летел на войну
с друзьями, с точкой росы – прыг-скок
по воздушным ямкам. По ямочкам твоих щек —
скачет взгляд мой. Истончается голосок —
спеть ему хочется, как без сожаленья с тобой порвать.
Несильный удар, нисходящий шок.
Бледный кто-то присел на мою кровать,

разрушил ясность последних минут,

на которые я рассчитывал, как на целую жизнь.
Мир летит в те края, где меня не ждут…
Я ни пасть, ни взлететь не могу – хоть вставай-ложись!
Луна расплывчата – глаз-хризолит.
Луч полоснет по сердцу. Торможение и разгон? —
Ку-ку! Кукурузник летит, росою по самое горло залит.
Нитью стальной разрезает его горизонт.

Глубокий желтый (Цикл)

1

Осень – плацкарта в небесную глушь.
Едешь, шумишь по заоблачной пыли
между холмами и окнами луж,
вздутой листвы на невысохшем иле.

Вверх устремляется рой мотыльков.

Осень потерями или дарами
нас погребает на сотню веков,
желтою глиной сползая на мрамор.

Дважды обжегся сегодня с утра:

тем, что пришел, и горящей тобою.
Бледным на вид угольком из костра,
вложенным в холм, наметенный листвою.

2

Это запись на ливне, на струях,
на колесах, застрявших в грязи,
о гремящих веках и кастрюлях,
пользе дела и страхе грозы.

Это черный оркестр и лиловый

всем играет, что поздно искать
свой оттаявший смысл и ледовый.
И пора бы давно перестать.

Продолжения нет у историй.

Вбито дерево жизни в меня.
Дождь идет, как проносится скорый,
что хотел проскочить дотемна.

Ждешь что дальше, ласкаешь словечки,

прячешь мятной слюной под язык…
Это запись на холоде речки,
водке, ласточках с желтой Янцзы.

3

Осень – глубокий желтый.
С подступающим холодом,
небом расколотым,
с пустотой, крадущейся тихо,
даже не различишь шаги —
чьи…
Красный крестик на всех наехал
скрипом снега или фольги.

4

Европа погрязла в дождях и вещах,
во тьме заходящего лета.
И вниз головой облака натощак
сползаются с вяленых веток
на сырость и серость от мрачных морей
и скверного менталитета,
от сдувшихся утром ночных фонарей
на млечную видимость света.

Не то чтобы здесь, где рисунком оград

перебраны тени, как струны,
я солнцем не сыт, с ходу ливню не рад,
страдаю затмением лунным.
Но свет проникает в такие углы
и так согревает открыто,
что ярче еще и не видывал мглы
и желтого вспышек до крика.

5