Точка сингулярности

Мне стало действительно очень приятно, когда мы обменялись этими забытыми прозвищами. Почувствовать, что встретил друга, после всего что произошло со мною и с ним — это было почти как чудо.

— Значит, ты живешь в районе Жулян? — проговорил я, разворачивая карту и изучая место, в которое мы едем.

— Нет, — возразил Кречет, — район вообще-то Зализничный, но я обитаю в довольно специальном месте, его ещё называют Турецкий городок. Потому что турки строили для наших офицеров, которые возвращались из Германии после девяностого года. Квартиры совершено роскошные, европейский стандарт. Ну, и офицерам они, понятное дело, оказались не по карману. В смысле — ни к чему им такая роскошь. Давали-то бесплатно, но ведь можно продать и купить чего попроще. Почти все так и делали. Поэтому Турецкий городок населяет теперь местная знать — политическая, финансовая, промышленная, торговая элита.

— Себя ты к какой относишь?

— А хотелось бы — ни к какой, — честно признался Кречет. — Я сам по себе, и тем интересен. Между прочим, тоже сочиняю кое-что до сих пор. Ты ещё почитаешь.

— Только не сегодня, — взмолился я.

— Нет вопросов, — улыбнулся Кречет.

— А, кстати, на сколько дней пожаловал?

«Батюшки! А насколько я дней? Тополь, зараза, ничего не сказал, как всегда! Впрочем, что он мог сказать с другой-то стороны? Что засаду в Москве снимут ровно через двое суток, шесть часов, пятнадцать минут и немедленно пришлют Разгонову Михаилу Григорьевичу официальное приглашение за подписью президента?..»

— Не знаю пока, Олекс. Мне ещё звонить надо многим. А вообще, я мечтал отдохнуть хоть пару дней.

— От преподавания русского языка в Берлине? — тонко подколол он.

— От преподавания русского языка в Берлине, — тупо повторил я и добавил. — Лешка, честное слово, спать хочется безумно!

— Ладно, чай пить завтра будем, сейчас я тебе все покажу, где твое полотенце, где тапочки, где зубная щетка…

— А знаешь, — улыбнулся я, — зубную щетку я до сих пор таскаю с собой по всей планете — старая советская привычка.

— Я тоже, — признался Кречет. — Но для гостей дома держу.

Проснулся я от его тихого голоса, звучавшего совсем рядом. Тихие голоса иногда бывают слышнее громких, а может, это уже сработало обостренное чувство опасности. Выспаться, конечно, мечтаешь частенько. Но жить-то хочется, как правило, ещё сильнее.

— …да нет, — говорил Лешка, — он ещё спит. Ты можешь попробовать навести справки в течение десяти минут, и я перезвоню тебе.

Мне так не хотелось оказываться по разные стороны баррикад с моим другом Олексом, что я даже размышлять не стал. Чуть приоткрыв один глаз, я машинально оценил расстояние от койки до стула, на котором висел пиджак, отметил краешек пистолетной рукоятки, торчавшей из кармана, успел подумать, что там могло уже и не быть патронов, наконец, пришел к однозначному выводу: не буду я пытаться Лешку переиграть, лучше сразу открою карты. И громко сказал:

— Я уже не сплю.

— А он уже и не спит, — спокойно проговорил Кречет в телефон.

Выслушал, очевидно, цветистую тираду с той стороны и добавил коротко:

— Жди звонка.

А после повернулся ко мне:

— С добрым утром, Микеле, пошли кофе пить.

Лешка был уже одет по полной форме, даже при галстуке, и мне это о-очень не понравилось.

— Пошли, — согласился я вяло. — А ты что, уже уходишь?

— Собирался, — сказал он, — но все отменили.

Похоже, это была правда, вот только отменил мероприятие, надо думать, именно я — своим пробуждением. Кречет начал неторопливо разоблачаться, одновременно приводя в действие всякие кухонные механизмы — кофемолку, хлеборезку, тостер, кофеварку.

Чтобы немножко успокоиться, я как бы невзначай вернулся в свою комнату и быстро, но тщательно проверил содержимое карманов и дипломата. Он позволил мне это сделать, и я окончательно убедился: ничего не тронуто. Шумно выдохнул, сходил в туалет, умылся, пытаясь ледяной водой остудить свой горячечный бред и наконец вернулся на кухню к столу.

Кофе уже дымился в чашках. Есть не хотелось.

Мы погрызли жареные хлебцы, съели по паре ломтиков буженины. А потом Лешка предложил вместе с кофе отправиться на балкон, потому что в комнатах и кухне у них в доме не курят.

Балкон был застекленный и щедро озелененный, очевидно, нинкиными руками, но там все равно оказалось прохладно по позднеосеннему времени. Мы накинули пиджаки и, проходя сквозь дверь, я, словно чайник какой-нибудь, в рассеянности стукнул тяжелым пистолетом в кармане о притолоку. Кречет даже не обернулся на этот красноречивый звук.

— Не выспался? — сочувственно спросил он, а потом вдруг начал с совершенно неожиданного для меня конца.

— Прочел я твой роман. Сильная вещь.