Точка сингулярности

Если бы Лешка не был раньше, как и я, писателем-фантастом, то от упоминания «планеты под названием Земля», мне бы сделалось совсем грустно, дескать, съехала крыша у человека от напряженной работы, не иначе, пришельцы ему мерещатся, но сочиняя свои романы, мы ещё тогда, в восьмидесятые, привыкли мыслить глобально, и это была наша, вполне обычная лексика. А ещё не покидало ощущение, что совсем недавно я уже слышал от кого-то очень сходные мысли…

— В семнадцатом, например, — продолжал Лешка, — паритет был очень резко и грубо нарушен. Боже, сколько крови пришлось пролить, чтобы худо-бедно скомпенсировать последствия авантюры, учиненной этим лысым параноиком! А в девяносто первом мир опять слетел с нарезки. Сколько дураков радовалось! И только благородные эмиссары третьей силы в поте лица своего спасали цивилизацию от очередного конца света, восстанавливали равновесие… Нет, вы, конечно, сражайтесь ребята, сражайтесь — это необходимо, мир между вами все равно никогда не наступит. Но не учитывать интересы третьей силы — тоже нельзя, и будет лучше, если хоть некоторые из вас начнут это понимать.

— Так это ты, что ли, третья сила?

— Издеваешься? — отреагировал он быстро и непринужденно, враз отметая смешные подозрения.

— А, — догадался я, — Шактивенанда!

— Причем здесь гуру Свами Шактивенанда? — удивился Лешка.

— А ты и его знаешь?

— Кто ж не знает Ковальского! Гуру — великий человек, но он к политике никакого отношения не имеет.

«Ой ли?» — хотел сказать я, но вовремя спохватился и с перепугу задал до нахального прямой вопрос:

— Тогда кто же они?

— Микеле, — Кречет улыбнулся, — считай, что я сказал все, что хотел.

— Хорошо, — я проявил понятливость, — но ещё на один ма-аленький вопросик ты мне все-таки ответишь. Кто звонил сегодня утром?

— Это не был представитель третьей силы, просто мой хороший знакомый и очень влиятельный человек. У нас с ним серьезные совместные дела. Вот я и хотел посоветоваться.

— А я помешал?

— Разумеется. В этом нет ничего обидного. Неужели ты думаешь, что появление на Украине такой персоны, как Сергей Малин, — а для них ты Малин! — могло пройти незамеченным? У вас своя работа — у нас своя.

— Ну и что? Повяжете меня и сдадите родным российским властям?

— Да пошел ты! — Лешка даже не захотел обсуждать подобную гипотезу. — Если завтрак будем считать законченным, тогда есть предложение погулять. Киев тебе покажу. Ты же его не видел, правильно?

— А мы никого не напряжем своими прогулками.

— Это их проблемы! Если же ты в такой витиеватой форме спрашиваешь меня о личной безопасности, то могу тебе её гарантировать. Неужели своей охране ты уже не доверяешь?

— Доверяю, но…

— Понял. Те, кто угрожал мне вчера, уже отвалились, я даже звонил Нине, ещё рано-рано утром, к вечеру она обещала вернуться вместе с Оксанкой. А пока — поехали. Надоело сидеть на прокуренном балконе.

Погода была отличная: на смену давешнему мокрому снегу пришла пронзительная синь, быстрые маленькие облачка и ослепительно-яркое солнце. Мы объехали и даже обошли, как мне показалось, полгорода, хотя в сущности это был джентльменский набор туристических достопримечательностей. София и Крещатик, Золотые ворота и фуникулер вниз к Днепру, Андреевский спуск и музей Булгакова, где нам провели персональную экскурсию, по личной просьбе Алексея Ивановича сократив программу. Далее. Смотровая площадка на холме, с которой открывался вид на весь город и на самое древнее поселение на его территории. Помпезное сталинское полукруглое здание бывшего ЛКСМУ, а ныне что-то правительственное, я не запомнил, что именно, и неподалеку дом, где живет президент. Наконец, мотанулись мы в знаменитую Кирилловскую церковь с прекрасными иконами и росписями работы Врубеля. В общем впечатлений — масса, а главное все так необычно, как будто мы вновь простые советские литераторы, один к другому в гости приехал, ну а этот другой у себя дома имеет, конечно, некоторые возможности, ну и от всей души желает угостить и порадовать приятеля. В общем, обо всяких страшных вселенских проблемах даже и говорить не хотелось. Только уж под конец вернулись вдруг к проблеме возникновения службы ИКС. Для меня эта история осталась предельно темной, а Кречет, если судить по его солидному выступлению на тему третьей силы и нарушения равновесия в истории, должен был знать об истоках поболее меня. Он и знал поболее.

Мы стояли в полутемном храме и сами с разрешения музейных работников (экскурсовода заказывать не стали) зажигали подсветку то одной, то другой иконы, любуясь врубелевскими шедеврами. Обстановка располагала к лирике и философии.