Точка слома

Ошкин слушал и кивал головой. Кирвес опустил лицо на свои старые руки, Юлов был как обычно спокоен, Скрябин сидел вытянувшись и с лицом полным уважения слушал своего командира.

Ноябрь уже вошел во вкус. Грязь заледенела, последние листья облетели с деревьев и их голые силуэты резали серое небо. Солнца не было видно уже дня три, лишь ледяной ветер тряс голые ветки, а их бывшие жильцы – листья смерзлись друг с другом в ожидании гниения. Иней покрыл их, и тонкий белый слой ложился на Первомайку, словно пелена на глаза. Календарь с отставанием в один день показывал дату – 17 ноября 1949 года.

Ошкин приказал Горенштейну сесть и, как обычно, не вставая со стула, положив свою несгибаемую ногу в проход, начал говорить: «Товарищ капитан говорит все верно: никаких подвижек в деле нет – у нас даже отсутсвует подозреваемый. Я думаю, мы все понимаем, что раскрываемость и успешность милиции после войны резко упала – сколько отличных милиционеров и следаков погибло на фронтах. Именно из-за этого у нас отсутствуют спецы для повышения раскрываемости. Я ни в коем случае не умаляю ваших талантов, товарищи, вы все хорошие опера. Вспомните хоть поимку банды грабителей из Барабинска, которая у нас тут обосновалась. Но то грабители, для их поимки уже есть своеобразная схема, есть определенные оперативные действия в отношении их ликвидации. Однако это дело донельзя необычное, оно требует разрушения всяких рамок и схем, тут не подойдет ни одно из стандартных действий. А мы, уж извините за откровенность, на это не способны. Вообще никак. Мы с вами шаблонники, товарищи, а действовать вне шаблона мы не можем. Как троечники в школе. Поэтому нам нужен реальный спец, который может действовать вне всяких правил и шаблонов».

Скрябин уже пытался что-то сказать, но Горенштейн посмотрел на него злобным взглядом, и ефрейтор вжался в стул, так ничего и не сказав.

–Так вот – продолжил Ошкин – недавно в Одессе был сформирован Штаб по борьбе с бандитизмом. Привлекли туда много кого, но, в первую очередь, бывших сотрудников милиции, либо уволившихся в послевоенные годы, либо не вернувшихся к милицейской работе после фронтовых дней. Они могут расследовать только одно дело, и доступ имеют только к его материалам. Есть предложение создать нечто подобное и у нас. Кто что думает?

-Никак нет – быстро ответил Горенштейн – не нужен штаб. Дело деликатное, мы можем и одним-двумя людьми обойтись.

-И кем же? У тебя есть предложения?

-Я бы лучше в беседе с глазу на глаз предложил. Там серьезный вопрос.

-Понял. У кого-то есть предложения кого можно привлечь к расследованию?

-Может Лунина, он у нас служил тут два года – предложил заведующий архивом.

-Ты совсем что ли? – усмехнувшись ответил Ошкин – он же алкоголик, да и какой из него следак. Он жрал водку даже на месте преступления, черт побери! И, да, товарищ завархивом, хватит его толкать везде. Если ему нужны деньги, то пусть работать идет, а не пользуется твоей дружеской помощью, чтоб подработать. Еще предложения есть?

Все мотнули головой, Ошкин мрачно усмехнулся и громко сказал: «Собрание окончено, товарищи, ступайте. А ты, капитан, рассказывай там о своем претенденте».

Все медленно выползали из кабинета начальника отделения – самого большого кабинета в здании. Кирвес выходил последним: в руках он мял карандаш, а штанины новых брюк были подвернуты – было ясно, что криминалист ошибся с размером, и длина штанин была слишком большой.

–Итак – начал Горенштейн – вы же знаете о Сергее Летове?

-Я почему-то так и думал, что ты заговоришь о нем – ответил Ошкин. – Да, разумеется я его знаю – мы с ним почти пять лет вместе проработали. Он после меня был тут начальником райотдела, пока меня перевели на Заельцовку.

-Он правда был таким спецом?

-Не то слово! Я за всю свою работу не встречал такого толкового следака, как он. У него была безупречная раскрываемость. Ему вроде Горком даже грамоту дал в 40-м году.

-Вы в курсе что с ним произошло?

-Об этом вся Первомайка болтала. Сначала говорили, что он убил своих, потом что немцев, а потом узнали наконец, что это австрийцы были. Знаешь, скажу честно – я его не виню даже. Австрияки то еще дерьмо, вспомнить хоть Первую Германскую.

-Я думаю предложить ему. Он действительно специалист и, по мне, сможет, как вы сказали, сломать шаблоны.

-Вообще, я тоже думал над этим. Это, конечно, рискованно, особенно если «наверху» узнают про его делишки. Однако, знаешь, если мы сумеем недельки так за полторы этого урода поймать, что Серега может сделать, то «сверху» никого не пришлют. А вот если мы его не поймаем, то точно пришлют, из ГПУ кого-нибудь.

-ГПУ?

-Тьфу ты ё моё, теперь же его нет. Из МГБ. Куда с недавних пор и мы входим.

-То есть вы согласны привлечь его к расследованию?

-Да. Предлагай ему. Он же давно откинулся, паспорт уже есть?

-Так точно.

-Тогда скажи, что это крайне важно. Впрочем, я почти уверен, что он согласится. Выдадим ему справку и мандат – пусть берет дело в свои руки. А я пока кое-куда позвоню.