Точка Женщины

— Еще раз извините, мне очень стыдно, правда. Я ведь еще и ругалась на вас. Извините… Меня зовут Тата.

— Антон, — говорит он и протягивает ей руку.

Она делает встречное движение, но тут же подается назад.

— Подождите, я вся в каком-то дерьме, вернее, не в дерьме, а… Короче, вы понимаете. Пойду умоюсь. Все-таки выпустите меня, а?

Он поднимается и, глядя, как она медленно идет по проходу и держит руки прямо перед собой, он понимает, что сигнал тревоги уже перекрывает все остальные звуки.

Она возвращается очень быстро, умытая, причесанная и надушенная. Да и беготня стюардесс с освежителями воздуха приносит свои плоды. Уже практически можно жить. Он делает глубокий вдох: если уж он, со своим обостренным обонянием, считает, что в принципе можно дышать, значит, так оно и есть.

Она подходит ближе. У нее светлые пышные волосы до плеч, сейчас она собрала их в хвост, но несколько влажных прядей выбиваются и падают ей на лоб. Видно, что умывалась она очень старательно. Странно, но тот факт, что ее едва не стошнило прямо на него, почему-то не делает ее менее привлекательной. Она улыбается ему и садится на место.

— Знаете что? Давайте свою таблетку, так уж, на всякий случай.

Он протягивает ей небольшую бледно-голубую коробочку и с удивлением слышит свой собственный голос, который совершенно неожиданно произносит:

— А вы давайте сюда свой коньяк. Если вы его весь выпьете одна, никакие таблетки не помогут.

Он делает большой глоток прямо из бутылки, понимая, что больше не придется считать по пальцам женщин, которые ему когда-то нравились. Потому что ничего подобного с ним еще не случалось никогда.

— Спорим на что угодно, ты еще ни разу не напивался в самолете?

Ее бархатный голос у самого уха, резкий переход на «ты» и это «что угодно» сливаются у него в голове в протяжный гул. Он делает еще один большой глоток и с глубочайшим наслаждением отмечает строгий взгляд женщины, сидящей по другую сторону прохода. Еще полчаса назад он так же посмотрел бы на всякого, кто прикоснулся к спиртному в самолете. Сейчас он готов вывернуться наизнанку, лишь бы строгая женщина по ту сторону прохода смотрела на него так же осуждающе. А та, вторая, которая рядом, смеялась бы так же звонко и беззаботно. «Спорим на что угодно?» Да может быть, он пять лет мечтал услышать нечто подобное.

— Я не буду с тобой спорить, — говорит он.

— Не будешь? Почему это?

— Мне отчего-то кажется, что ты будешь жульничать…

В ту же секунду ее глаза ослепительно вспыхивают.

— Угадал, — хрипловато отвечает она. — Жульничать и пудрить людям мозги — это мои самые главные удовольствия.

— Как именно ты это делаешь?

— Я им вру.

И ее глаза при этом впиваются в его лицо без малейшего смущения.

— Внимание, тишина в студии! Начали!

— Дамы и господа, напоминаю вам, что сегодня тема нашей программы — домашнее насилие, и у нас в студии девушка, которая знает об этой проблеме не понаслышке. Как вас зовут?

— Меня зовут Анастасия, — говорит она своим бархатным голосом и без тени смущения смотрит в камеру. Ведущий ей нравится. Все идет замечательно. Несколько десятков человек уже сейчас смотрят на нее не отрываясь, ловят каждое ее слово, не говоря уже о том, что будет потом, когда все это выйдет в эфир. Не говоря уже о том, что за все эти удовольствия ей очень прилично заплатили. У нее уютная чистая квартирка, ей тепло, она причесана, приодета и накрашена, она в жизни не выглядела так хорошо.

— Так что же с вами случилось?

— Когда он ударил меня в первый раз, — говорит она, и ее ресницы, подрагивая, взлетают вверх, — меня больше всего поразил звук. Знаете, такой кошмарный, хлюпающий звук, как будто вы роняете на под большой кусок сырого мяса. И только потом я почувствовала боль. И потом — удивление, ведь мой муж всегда был таким уравновешенным, таким надежным… И вдруг… Это было так неожиданно…

Тут она обводит присутствующих внимательным взглядом, и произведенный эффект ей нравится: зрители застывают едва ли не с раскрытыми ртами, и даже ведущий при словах «сырой кусок мяса» заметно морщится. Она открывает рот, чтобы продолжить. На чем она остановилась? И вдруг… И вдруг с трибуны раздается действительно неожиданный возглас:

— Что за херня у вас творится?! Откуда вы взяли эту дуру?!

— Пожалуйста, успокойтесь! Иначе мы выведем вас из студии!

— Меня?! Да месяц назад я видел, как эта засранка рассказывает, что у нее рак!

Камера дергается, потому что оператор позади нее хохочет, как сумасшедший. Публика недовольно шумит. Ведущий покрывается красными пятнами.

— Где редактор?! Пусть сюда немедленно подойдет редактор!