Точка Женщины

— Я не хочу уходить, — раздраженно отвечает он, — что за глупости? Если бы я не хотел тебя видеть, то просто не пришел бы, неужели не понятно?!

И тогда она подходит к нему и проводит рукой по его светлым волосам. Откуда он свалился на ее голову, этот доктор, этот вечно занятой мужчина, которого она постоянно с кем-то делит? Почему все другие приходили и уходили, по-настоящему так и не задев ее сердца, а этот врос в него и пустил корни? И она — невесомое, легкое перышко, рядом с ним ощущает такую тяжесть, что не вырвешься, не улетишь?

Она раздевает его очень медленно, и он, разумеется, забывает обо всем на свете. Потом Тата неподвижно лежит рядом с ним.

Пожалуйста, не засыпай. Пожалуйста, не отпускай меня. Держи меня крепче, не разрешай мне сомневаться. Не позволяй мне даже думать о том, куда и к кому ты уходишь. Будь со мной хотя бы сейчас, хотя бы несколько часов, позволь мне просто быть рядом, дышать с тобой одним воздухом, только не засыпай… Только держи меня… Я могу быть для тебя чем угодно — и водой, и воздухом, и сушей, только держи меня крепче, потому что иначе ветер поднимет меня и унесет, и тогда будет бесполезно тянуть меня за ноги…

Тихо лежа на боку, Тата наблюдает за тем, как он без единого слова проваливается в сон. Его дыхание становится глубоким и ровным. Она дотрагивается до его лица, но он не просыпается. Она подходит к окну и смотрит на изогнутый месяц среди белесых облаков и тусклых звездочек. Она давно наблюдает за его превращениями в идеально ровный диск и обратно. Ей нравится каждую ночь видеть его не таким, как вчера. Только, пожалуйста, не засыпай…

Мужчина, который ей не безразличен, глубоко вздыхает во сне и слегка приоткрывает рот. Тогда она подходит к кровати и достает из тумбочки железную пилку для ногтей. Молниеносным, почти незаметным движением она вскидывает руку вверх и всаживает острый конец ему в руку чуть выше локтя — туда, где еле видна в темноте маленькая круглая родинка. Его тело вздрагивает, а глаза удивленно раскрываются. Она наклоняется над ним и, едва касаясь губами его уха, произносит:

— Извини. Я не могу смотреть, как ты убиваешь мою любовь. Я знаю, что тебе сейчас больно. А ты знай, что мне гораздо больнее.

Она одевается и выходит на улицу. Изогнутый месяц все так же хорош и изящен, а прохладный ветер окутывает ее пылающее лицо. В первый раз в жизни она решает пока не выкидывать телефон — оставить его еще на сутки. Она прячет мобильный в карман джинсов, но следующие 24 часа он не издает ни звука.

6

— Я надеюсь, это шутка? — спрашивает Антон, стараясь, чтобы в вопросе прозвучала хоть капля иронии.

— А разве это похоже на шутку? — медленно говорит Тата, и низкий звук ее голоса кажется ему мрачным и зловещим.

— Нет, не похоже, я не точно выразился. Я имел в виду другое… Черт, ты что, на самом деле его убила?

— Нет, конечно. Какой-нибудь бестолковый идиот и мог бы умереть от пустячной раны в руке, но он — нет. Он же доктор. И я специально воткнула пилку в левую руку, чтобы правой ему было удобнее накладывать повязку. Никогда не думала, что у человека внутри столько крови. Бррр…

И хотя эти слова в устах хрупкой белокурой женщины кажутся совершенно абсурдными, Антон понимает, что она могла это сделать. И ее тонкая холеная рука не дрогнула бы ни на секунду. Невесомое, легкое перышко, которое летит по ветру только туда, куда само пожелает.

— Ты что же, ранила его у себя дома, и после этого тебя не искала милиция? И преспокойно летишь на море?!

— Я не говорила, что это было у меня дома, — со смешком отвечает она, и Антон явственно ощущает, как мороз пробегает у него по коже, — мы встречались только в квартире, которую он для нас снимал. Так старался, чтобы никто меня не увидел, чтобы никто ничего не узнал… Такой предусмотрительный… А насчет «преспокойно» ты не прав — этим проектом я не очень довольна.

— То есть довольна, но не очень?

— Не серди меня, пожалуйста. Конечно, я помогла ему, но вот сама оказалась не на высоте.

— Да что ты? И как же ты помогла ему?

— Он доктор, а медикам часто кажется, что человек — это просто набор органов. Руки, ноги, сердце, грудь… Они думают, если руки и ноги целы, то и человек в порядке. А ведь это не так. Главное ведь происходит в душе… Я показала доктору, что душевные раны иногда приводят к физическим, и ничуть не менее болезненны. Я просто не могла смотреть, как он убивает мою любовь, понимаешь?

— Понимаю, — глупо соглашается Антон, хотя он уже очень давно перестал понимать в ней хоть что-нибудь, — а давно это было?

— В прошлый понедельник, — просто отвечает она.

— Так, может, твой доктор так и умер?!

— Это вряд ли. Я бы почувствовала. Но по моим ощущениям, у него все в порядке.