Точка Женщины

Антон вскакивает с шезлонга и бегом бежит к отелю. Конечно, она специально отправила его на пляж одного, чтобы тихонько сбежать. Ну что за придурок! Почему он сразу не догадался? Лифт слишком медленный. Он пешком взлетает по лестнице. Наверняка ее уже и след простыл! Он врывается в комнату и застывает на пороге. Тата нехотя открывает глаза. Ее лицо такое нежное и румяное. Ее светлые волосы рассыпались по подушке. Ее заспанные глаза такие смешные. Она медленно садится на кровати, а он так и стоит в дверях, с трудом переводя дыхание.

— Что случилось? Кто за тобой гнался?

— Никто. Я придурок, — тихо говорит он, — я подумал, ты притворилась, что будешь спать, а сама сбежала.

— И правда, придурок, — смеясь, соглашается она. — А ты нервный… Мне срочно нужна новая пилка — на всякий случай, мало ли чего…

И видя неподдельный ужас на его лице, она смеется в голос.

— Если тебе так страшно, ложись. Поспим вместе.

И уткнувшись носом в его плечо, она моментально засыпает опять.

А он лежит, глядя в потолок и размышляя о том, не называется ли то, что он сейчас сделал, исключительно образной фразой «тянуть за ноги на землю». Она легко и спокойно дышит. Интересно, понимает ли она, какой тяжелой, почти неподъемной, может быть ее легкость? Сознает ли, что каждый раз, когда она исчезает из виду на пару минут, он не знает, увидит ли ее снова? Приходила ли когда-нибудь в ее белокурую голову мысль о том, что, пытаясь показать кому-то дорогу к счастью, она на самом деле отправляет его прямиком в ад? Антон лежит без движения несколько часов, и, когда Тата наконец просыпается, его тело затекло и жалобно ноет. Но даже эта физическая боль во много раз приятнее той, что разрывает его сердце на множество кровоточащих кусочков.

Когда солнце садится и на море спускается непроглядная южная ночь, а городок постепенно затихает, они выходят вдвоем на балкон.

— Посмотри-ка на небо, — говорит Тата, — оно все в звездах, а луны нет.

— Она за каким-нибудь облаком.

— Не за облаком. Ее просто нет.

— Разве так бывает?

— Ага, — отвечает она, лениво развалившись в пластмассовом кресле, — старая луна уже умерла, а новая еще не появилась. Это самые смутные дни, когда начинаются очень странные истории…

— Да уж…

— Ты даже не представляешь.

— Расскажи мне.

— Не-а! — Тата с удовольствием потягивается. — Когда-нибудь ты сам придумаешь такую историю и напишешь ее для меня. А сейчас, знаешь что? Пойдем-ка на море, я хочу тебя искупать.

— Сейчас? В такую темень?

— В такую темень самое оно, — наставительным тоном произносит она и берет его за руку.

А когда, пересилив ужас, он медленно заходит в темную, бездонную воду, ему кажется, что какая-то первобытная, дикая сила вливается в его тело капля за каплей.

— Скажи, когда ты уйдешь? — Он сидит на теплом песке, а ласковое осеннее солнце начинает постепенно клониться к закату.

— Не знаю. Я буду с тобой до тех пор, пока тебе нужна. — Тата лежит рядом, закинув одну ногу на другую и ритмично покачивая ступней.

— Ты мне нужна навсегда!

— Неправда, и ты это знаешь.

Он ложится и погружает пальцы в теплый сухой песок, но через несколько секунд снова поднимается.

— А это будет скоро? Твои «проекты», они надолго?

— По-разному.

— А в среднем?

— Слушай, ты же не пособие по математике пишешь. Никакого «в среднем» тут нет. Самый длинный продолжался почти два года.

— А чем он кончился?

— Пилкой для ногтей!

Опять пилка! Ну что за придурок! Сам спросил, сам нарвался. Невесомое, легкое перышко… Антон пытается думать о чем-нибудь другом, но не может выбросить из головы продолжительность «проектов».

— А самый короткий?

— Несколько секунд. — Она тихонько потягивается на песке и поворачивается на живот. — Я ехала в метро, а он сидел на скамейке на платформе, ждал кого-то. И в его глазах была такая кошмарная тоска… Поезд уже тронулся, и я не могла выйти, да честно говоря, и не хотела.

— И что ты сделала?

— Я просто ему улыбнулась, милый. И он улыбнулся мне в ответ. И, кстати, знаешь, — тихо произносит ее бархатный голос, — я, кажется, поняла, что тебе нужно — тебе нужно писать в пути.

— Где?

— В пути. По дороге — в самолете, в поезде, в машине. Ты все время движешься, едешь неизвестно куда, и ты уже вроде как не ты… Ты уезжаешь от самого себя, становишься кем-то другим, и все делается гораздо проще.

— В этом что-то есть, — улыбается он. Ему действительно нравится эта мысль.

— Да это просто золотое дно! Гениальный рекламный ход: человек, который пишет только в пути, со стареньким ноутбуком в потертой сумке… Сюжеты придумывает только в движении, интервью дает в самолете. Убегает сам от себя — это просто гениально. Дарю тебе эту идею — пользуйся! — И она застывает на песке с совершенно довольным выражением лица.

— А почему ты мне все это говоришь? Ты что, собираешься смыться?

— О боже…

10